Волчий гребень, часть первая

– Задам встречный вопрос. Вы замечали запах? Чем пахнут зомби?

– Ацетоном, – ответил за меня Тимофей.

– Да уж. Они не просто пахнут – они, уж простите, просто воняют ацетоном! – добавил Иван. – Аж выворачивает от этого запаха. Ещё раз извините.

– Извиняю. Но только замечу, что это не ацетон. Запах похож, а вот химическое соединение другое. Кетоны, кетоновые тела.[85] Знаете, что это?

– Почти нет. Увы, я от биохимии далека.

– Тогда в двух словах поясню: кетоны даже название получили от слова «ацетон» (по-немецки звучит Aketon) – за этот самый запах. И ацетон – это простейший из кетонов. Эти органические соединения есть в организме, синтезируются в печени, но у здорового человека их концентрация очень невелика. Все кетоны, кстати, нейротоксичны. Но при некоторых заболеваниях обмена веществ – например, при диабете, их концентрация в крови повышается, возникает кетоацидоз. И вот тогда вы можете ощутить запах ацетона, исходящий от пациента.

– Я вспомнила – у детей бывает ацетонемический синдром. У него тот же симптом – запах ацетона.

– Совершенно верно. Но знаете ли вы, что кетоновые тела могут участвовать в энергетическом балансе организма в качестве топлива? Да, топлива – для мышечной ткани, почек и даже для мозга – не смотря на их токсичность. Отсюда можно предположить, что в плане биохимии и энергетики зомби кардинально отличается от здорового человека. И кетоновые тела играют в этой биохимии основную роль!

– Судя по запаху – так и есть. Но, в общем, логично. Зомби не дышат, кровотока нет… Организм работает, но иначе, на других принципах обмена. Кетоны, значит…

– Мы также сделали лабораторные пробы крови и тканей, взятых у зомби.

– Уже «упокоенного»?

– Да, конечно. Но мы сделали это достаточно оперативно, и результатам можно доверять.

– И что же показали тесты?

– Прибор просто зашкалил. У него двухзначный дисплей – показал просто «Hi», и всё. То есть явно за сотню. При норме 1-2…

– А что за прибор такой, если не секрет?

– Да не секрет, конечно. Просто глюкометр, только продвинутый, может помимо глюкозы и кетоны в крови определять, если «полоски» специальные использовать.

– Хорошо. Можно считать, что по биохимии и энергетике зомби мы теперь имеем даже не гипотезу, а вполне рабочую теорию, – снова вступил в разговор Тимофей. – Но есть ли какие-то предположения о причинах? Что вызывает эти изменения в организме? Вирус?

– А вот тут сложнее… Тимофей – я верно запомнил ваше имя?

– Можно даже просто Тим.

– Хорошо… Понимаете, Тим, я ведь не инфекционист и не вирусолог. Я вообще хирург. Ну, что-то знаю о биохимии – куда же без этого? Но вот в вирусологии не могу считать себя специалистом. Да и оборудования необходимого мы не имеем. Даже электронного микроскопа у нас нет! Ох, извините, Ульяна Санна, идиотская шутка. Вырвалось!

– Да шутите на здоровье, Андрей Геннадьевич, что уж…

– Но всё-таки, какие-то идеи у вас есть? – продолжил допытываться Тим.

– А вот знаете, Тимофей, есть! Но предупреждаю сразу, что идея из области… ну, не совсем фантастики, но из области догадок… Вы в курсе, что такое прионы?[86]

– Ну… слышал, но очень мало. «Коровье бешенство» вот почему-то вспоминается.

– И это правильно, поскольку губчатая энцефалопатия крупного рогатого скота – это именно прионное заболевание. То самое «коровье бешенство». А ещё менее известная болезнь Крейтцфельдта – Якоба, а ещё «фатальная семейная бессонница»… Ну и, наконец – уже более известная «болезнь каннибалов», «Куру», среди аборигенов Новой Гвинеи.

– Про «Куру» что-то слышал. Дикари заражались через ритуальный каннибализм, когда поедали мозги больного.

– Да, причём интересно, что исследователь «Куру», Гайдузек, хотя и получил Нобелевку за открытие этой инфекции, сам в прионную теорию не верил. Считал, что это «медленный вирус» – ну, конечно, медленный! Инкубационный период до тридцати лет! А за прионную теорию получил Нобелевку уже другой ученый, Прюзинер, спустя дет двадцать… Но суть не в том.

– А в чем?

– В том, что прионы – очень интересный инфекционный агент. Это даже не вирус, у приона нет ДНК или РНК. Ему нечем передавать свой код, нечем заражать. Он, по сути своей – просто молекула белка… Дефектный такой, «неправильный» белок. Но! Если молекулы прионного белка попадают в организм – они умеют каким-то образом «портить» нормальные белки. Превращая их в такие же патологические прионы. Но этот процесс требует больше времени, чем размножение бактерий или вирусов – потому и длинный инкубационный период, который измеряется годами.

– Но… Годами же. Не минутами, как мы видим при «обращении» зомби!

– А вот это заставляет нас предположить, что мы имеем дело не с обычными прионами. А с какими-то совершенно новыми.

– Созданными искусственно? В биолаборатории? Как оружие?

– Вот видите, Тим, Вы первый высказали эту мысль. Раньше, чем я успел её озвучить. Это не говорит в пользу данной гипотезы, просто означает, что люди к ней готовы. И вполне могли до такого додуматься.