Волчица и Охотник

Вспоминаю слова Гашпара: с каждым солдатом Рийар, погибшим от рук армии Мерзана, растёт привлекательность Нандора. Потом вспоминаю о крестьянах, которых я видела на празднестве, с грязными руками, без зубов. Они казались едва ли менее отчаявшимися, чем жители деревни Койетана, и стали лёгкой добычей очень красивого мужчины, дающего пустые обещания.

– Нас в Калеве ожидает суровая зима, – говорит граф Коронен со своим мелодичным северным акцентом. – Но мы верим, что добрая воля Крёстного Жизни направляет нас и поможет нам пережить эти трудные месяцы.

– Истинно так, – раздаётся голос графа Нимета из Сарвашвара, занятого тем, что поглаживает своё украшение из оленьего рога. – Мы должны поблагодарить Крёстного Жизни за его благословение и, возможно, умилостивить Крёстного Смерти большей жертвой. Что скажете, милорд?

Хотя это – собрание его совета, а я – его личный страж, так легко забыть, что король вообще сидит рядом со мной. Он ошеломлённо моргает, словно его только что разбудили.

– Ну, мы, конечно же, должны драться, – отвечает он. – У нас есть приток солдат из Фолькстата, и на данный момент это насытит нашу армию, но…

– Простите, милорд, но никакие солдаты не помогут нам, если Сам Господь не на нашей стороне, – вмешивается граф Ремини. – Принцепатрий оставит наши земли на милость Танатоса и мерзанских безбожников, если мы продолжим привечать язычников… даже в сердце нашего дворца. И я не могу притвориться, что не видел этого.

Он бросает на стол свиток пергамента. Граф Фуреди быстро хватает его – слишком быстро, чтоб я успела расшифровать хоть одну букву, не говоря уже о том, чтоб связать эти буквы в слова.

– Это висит почти на каждом прилавке на рынке, – говорит граф Ремини. – Послание от некоторых сынов и дочерей Патрифидии в столице, и многие крестьяне и торговцы тоже подписали. Они недовольны тем, что вы позволяете язычникам процветать в Кехси и даже пригласили одну из них сидеть за столом нашего совета.

Когда я слышу, как он говорит это с пером Племени Белого Сокола на груди, заявляя права на свою крепость и землю через родословную кровного вождя, у меня кровь вскипает в жилах.

– Мы едва ли процветаем, – огрызаюсь я. – Мы терпим те же суровые зимы, что и вы, только хуже, потому что лес становится слишком густым и подступает слишком близко к нашим границам, чтобы мы могли сажать и собирать щедрый урожай. Не говоря уже о чудовищах и Охотниках. И если вы думаете, что ваша нация без нас чиста, должна сообщить вам, что древняя магия всё ещё жива в каждом лесу Форкошвара, в каждом холме и долине Сарвашвара, и на каждом поле Акошвара. На нашем пути сюда мы встретили безымянных призраков и ведьм, а ваш собственный отряд Охотников был сожран чудовищами буквально в двух шагах от Малой Степи.

– И почему мы должны верить вашим языческим сказочкам? – с вызовом спрашивает граф Ремини.

К моему удивлению, с другого конца стола доносится прохладный голос графа Нимета:

– Волчица права, Ремини. В Сарвашваре я видел крестьян, которых выгоняли из зимних деревень женщины из камня и болотной травы, а охотников и лесорубов находили с вырванными из груди сердцами. Что ещё может быть причиной, если не чудовища и не древняя магия?

– Во всяком случае, это ещё одно доказательство того, что Господь наказывает Ригорзаг за то, что здесь продолжают укрывать язычников.

– Чудовища убивают и нас тоже, – замечаю я; мой голос дрожит, и я едва сдерживаюсь от крика. – И возможно, если бы Охотники как следует охотились на них, а не прятались по городу и не лизали сапоги вашему принцу-бастарду, лесорубов с вырванными сердцами было бы меньше.

Рука графа Ремини сжимает край стола; слышу, как его стул скрипит по каменному полу, словно он собирается встать.

– Это позор для нашего Бога, что тебе позволено жить в этом городе, не говоря уже о том, чтобы находиться в зале наших советов. Нераскаявшиеся язычники вроде тебя станут погибелью всего Ригорзага.

Я вижу, как он вскакивает со своего места, но не успевает отойти далеко, как металлическая полоса стягивает оба его запястья, прижимая к столу. Король поднялся, удерживая ладонь на своей короне из ногтей. Весь румянец сошёл с его щёк, и даже усы выглядят вялыми.

– Сядь, – хрипит он, и граф Ремини садится. Несмотря на его отвратительную корону, ковка что-то у него отняла. В следующий миг металл расслаивается и ржавеет, обращаясь в ничто. Я напрягаю мышцы, готовая прыгнуть между королём и графом Ремини; четыре пальца сжаты в кулак. От этого инстинктивного животного движения мне становится совестно. Неужели я стала не больше, чем собакой на поводке?

– Я уже принял решение насчёт язычников и этой волчицы, – говорит король, возвращаясь на своё место. – Она послушно сидит рядом со мной, облачённая в подобающее патрифидское платье. Вы бы вряд ли вообще узнали, что она – волчица. И вы видели, какая у неё сила и какую силу даёт мне эта корона. Иршек покарает Сыновей и Дочерей, написавших это послание вопреки воле своего короля.