Волей-неволей (СИ)

— Спросил: человек ли ты? Иначе как объяснить то, что у тебя на кухне одни хлебцы, мюсли, зелень и прочая диетическая хрень, — Павел покачал головой, кропотливо спасая золотое колечко из стеклянного плена. Она закинула голову и вдруг… рассмеялась. Так беззаботно и заразительно, как никогда раньше. Он еще никогда не слышал, как смеется эта девушка. Лишь сдержанные смешки или ухмылки, а теперь она реально смеется. Ее смех живой, мелодичный, наполненный какой-то радостью и позитивом. Губы Павла невольно растягиваются в улыбке. Смех прекрасен, как и его обладательница.

Кажется, у него впервые получилось снять с нее маску. Взглянуть на искренние эмоции, которые не скрыты под фальшью или равнодушием. Такой она нравилась ему намного больше.

— Смейся для меня чаще, — неожиданно просит парень, — И да, такая улыбка идет тебе намного больше, чем та, которую ты натягиваешь, когда пытаешься выглядеть стервозной дамочкой, — она на секунду замирает. Он сейчас говорит искренне или же просто в очередной раз язвит? Даша набирает побольше воздуха в легкие и готовится засыпать его потоком лжи, оправдывая свой смех. Но ей не приходится себя утруждать. Серб негромко ойкает, когда прозрачный осколок впивается в подушечку его пальца, разрезая тонкую кожу и проникая все глубже, причиняя ощутимую боль.

— Ты поранился, — утверждает Канаева, а после опускается рядом, дабы осмотреть полученную сербом рану.

— Все нормально, — он прячет от нее руку, в надежде на то, что она отстанет. Но тщетно. Эта зазноба упрямо дотягивается до его запястья и мягко перехватывает, — Нужно вытащить осколок. Пойдем, — Даша поднимается на ноги и тянет парня за руку, — Ну-же.

— А больно не будет? — Павел недоверчиво смотрит на нее, словно маленький ребенок, который боится обработать полученный порез или ранку.

— Больно не будет.

— Обещаешь подуть, если будет?

Она лишь закатывает глаза и тащит его за собой. Он точно похож на маленького ребенка. Вот только молодой человек придерживается абсолютно другого мнения. Что это? Выработанная стратегия, тщательно продуманный план? Или, быть может, он просто дразнит ее?

Девушка копается в аптечке примерно минуту. Когда пластырь и дезинфицирующее средство наконец оказываются на столешнице, парень все еще недоверчиво косится на свою спутницу. Вдруг она сделает что-то неправильно и осколок войдет глубже? А вдруг специально напортачит?

Но когда холодная ладонь брюнетки коснулась его, на тот момент уже горячей, все плохие мысли будто вылетели из головы. Она аккуратно вытащила осколок, а после добротно залила рану перекисью, не жалея этой жидкости.

— Знаешь, в детстве, когда мама обрабатывала мне раны, то после она меня всегда целовала, — Канаева покачала головой на «тонкий» намек собеседника и умело наложила повязку на порез.

— Можешь позвонить ей, чтобы приехала и поцеловала сейчас, — это получилось как-то грубо и холодно, что самой девушке стало жалко от ее отношения к нему.

— С радостью, но ее больше нет. Ее уже давно нет, — сердце брюнетки предательски сжалось. У него нет матери? Точно также как и у нее? Господи, какая она глупая. Сама ведь знает, каково это — расти и жить без мамы. Сама знает, как это больно.

— Извини, — взгляд кофейных глаз опущен вниз, а молодой человек снова улыбается. Казалось бы, тема совсем не та, от которой можно было бы улыбаться, но… она так смешно смущается.

— Ничего страшного. Кстати, смею напомнить тебе, что у нас осталось два часа. Тебе стоит поторопиться, — он плавно опустился на высокий барный стул, расположенный около столешницы.

***

Серб забронировал места рядом. Несколько часов рядом с человеком, которого вроде бы ненавидишь, но одновременно… Одновременно что? Что она чувствует к этому хамоватому парню, с явно завышенной самооценкой? Гнев медленно, но верно сменялся на милость. И как бы Канаева не старалась остановить это, у нее не получалось. Слишком велик соблазн. Она стала ловить себя на мысли, что снова хочет ощутить его горячее дыхание на своей тонкой шейке, его теплые ладони на своей спине, почувствовать несравненный вкус его губ.

— О чем думаешь? Обо мне, да? Можешь не утруждать себя ответом, я и так знаю, что это так, — горячее дыхание обожгло мочку уха, и Даша невольно облизнула губы. Как у него это получается? И почему ненавистная ухмылка и этот самодовольный тон постепенно переросли в нечто родное и… любимое?

Она знает ответ. Это банальная привязанность. Постоянно видеть его нахальную рожу в течение целого месяца. Здесь любой привыкнет, ведь так? Кого ты обманываешь?

У маленькой Даши Канаевой было все — игрушки, которые она только пожелает, наряды, совсем как у принцесс, сошедших со страниц современных сказок. Котенок, собачка, пони — да пожалуйста! Все, лишь бы девочка была довольна. Мать, конечно, была против того, чтобы отец баловал дочь, но после ее гибели ему стало совершенно все равно. Он купит ей все что угодно, только пусть не пристает и не путается под ногами.

Купит ей все… учебу за границей, квартиру по случаю возвращения домой, он даже жениха ей «купил».