Воля Ауле

Однажды вечером Дори стоял на улице, опершись на парапет, с наслаждением вдыхал местный воздух и размышлял о том, что было бы интересно хотя бы глазком взглянуть на те времена, когда тут жили эльфы, а великий владыка Эльронд принимал Торина Дубощита сотоварищи. Память гномов хранила упоминание о том, что в том же походе, помимо волшебника Гэндальфа Серого участвовал полурослик Бильбо Бэггинс, который, по слухам, стал большим другом не только гномов, но и эльфов. По своему обычаю, Дори в такие минуты смолил трубку, но здесь, во владениях герцога Ривенделльского, его вообще не тянуло курить. Он сам не сразу отметил эту особенность, но, заметив, не сильно удивился, списывая всё на местную обстановку.

Мимо проходил один из солдат, по-видимому, караульный.

— Не спится? — он встал рядом.

Дори посмотрел на него и коротко ответил.

— Ага. Воздух тут хороший, не могу надышаться.

За спиной у них был дом, в котором располагались гномы. Сейчас там горел свет, и было слышно, как те, кто не спал, тянули песню:

Цветёт цветок в вершинах гор высоких,

В краях невиданных, в краях далёких.

Чист белый цвет его, что снег превечный,

И мягок аромат душисто-млечный…

Дахур-кузнец посватался к Данае,

Браслетами одаривал, серьгами.

А девушка играла и юлила,

И, хитро улыбаясь, говорила:

«Коль любишь, докажи ты это делом,

И мне добудь цветок с вершины белой.

И коли принесешь цветочек млечный,

То буду я тогда твоей навечно».

Дахур прошёл чрез реки и долины,

Добрался до блистающей вершины,

Нашёл цветок в далёком горном крае,

И взял с собой, неся его к Данае.

Но тяжек воздух королевств подгорных,

И тщетен весь кузнечный труд упорный.

Красавице Данае, ожидавшей,

Принёс он след красы давно увядшей.

«Я много стран прошёл, дорог осилил,

Но чище этой красоты не видел.

Лишь свет твоих очей сравним с цветами,

Растущими в горах под небесами!»

«Пускай, цветок увял — не нужно боле!

Твоя любовь — сильнее всякой воли!

Ждала тебя, и дни шли бесконечно.

Согласна быть твоею я навечно…»

Дори и караульный заслушались песней, и гном вспомнил Фриду. Что-то защемило внутри, и он бы так и предался нелёгким долгим думам, если бы его оттуда не вырвала очередная реплика дунадана:

— Красивая песня.

— Это да… — вздохнул гном.

— Скажите, почтенный… Как Вас зовут?

— Дори, сын Оина. К Вашим услугам.

— А я — Рагнир, сын Баэдрота. К Вашим услугам! Скажите, пожалуйста,

Вы здесь в первый раз?

— Да, а что?

— О, это превосходно! А надолго ли?

— Ну… не знаю. Хотели на пару-тройку дней задержаться, а что?

— Очень хорошо! У меня есть предложение. Я завтра свободен. Не желаете — я могу провести для Вас экскурсию по здешним местам! — казалось, что молодой стражник был страшно доволен собой.

Гнома сначала такая гостеприимность насторожила, и он сначала хотел отказаться, но подумал, что не строит расстраивать парня и сказал:

— Благодарю. Вы не против, если я позову с собой друга?

— О, разумеется! Завтра после обеда во дворе перед замком! Договорились?

— Договорились.

И солдат пошёл дальше, что-то насвистывая себе под нос. Гном сначала хотел достать трубку и закурить, но потом передумал и пошёл спать.

На следующий день гномы в назначенном месте ждали дунадана. На предложение Дори пройтись с экскурсией по Ривенделлу, Двалин равнодушно пожал плечами, мол, «итак делать нечего». Рагнир немного опоздал и прибежал слегка заспанный и взъерошенный — видно, что не успел отоспаться после ночного караула. Тем не менее, он был готов отправиться в путь, и все трое двинулись.