Читаем Воля вольная полностью

Андрей бесстрашно полетел наверх. Лестница под ним шаталась и скрипела.

— Нет ничего, — крикнул сверху.

— Точно?

Тот еще пошарил руками.

— Ничего!

Семихватский стоял, наморщив лоб.

— А тут больше нет зимовья? — спросил Семен.

Капитан покачал головой и пошел вперед по тропе.

— Что-то тут не так! Он не знает, что делает! — заговорил Семен, понижая голос.

— Ну, похоже, на пределе живет... нам он не все говорит! — согласился Андрей. — Хрен знает, куда уже заперлись...

Растерянно глядели друг на друга. Из темноты, с другой стороны сгоревшего зимовья показался фонарик капитана.

— Сожгли или само сгорело? — спросил Андрей.

Капитан ничего не ответил, еще раз обошел поляну, разглядывая снег под фонарем. Следов не было, никто не подходил и не подъезжал к избушке. Это было странно.

— Ладно, давайте... на другой берег. Да не ходите, не топчите ничего.

Переехали на небольшую поляну. Здесь лежало несколько бревен, часть были попилены и сложены. Костер запалили, съели банку тушенки, полбулки хлеба и два мятых плавленых сырка, которые нашлись в рюкзаке Семихватского. Капитан сходил вдоль ручья, светя фонариком, поискал золотой корень, но не нашел. Кустики, что принес для заварки, повертел в руках и, сомневаясь, выбросил. Кипятку попили. Капитан водку пить не стал, даже не вспомнил о ней, видно было, что напряжен. Прислушивался к тайге, иногда поднимал голову и глядел внимательно. Автомат рядом держал.

Потом снова ушел в ночь. Костер освещал поляну, косогор противоположного бережка, стволы тополей, дверь их будки, торчащую из леса, как вход в зимовье. Андрей встал, заглянул в нее и, пошарив в темноте, вернулся с бутылкой.

Налил в кружки, чокнулся с Семеном и, склонившись к корешу, сказал негромко:

— Сомневаюсь я, что наш кэп серьезный таежник...

Закурили.

— А я сомневаюсь, что он его возьмет... — усмехнулся Семен. — Ни еды, ни солярки... Едем куда-то... как он его здесь найдет? Слушай, а что, если он какую-то поганку затевает?

— Да ладно... — Андрей посмотрел в темноту, куда ушел капитан. — Не парься!

Вскоре в свете костра показался Семихватский. Сел на бревно.

— А что за человек, этот охотник? — спросил Семен.

— Человек и человек... Вот зимовье свое спалил.

— Вы думаете, это он? — Оба тревожно посмотрели на капитана.

— Тут нет больше никого. Он да мы... Чтобы нам спать негде было...

— А вы, когда собирались жечь его зимовья? Почему вам можно, а ему нельзя?

— Я собирался? — нахмурился Семихватский.

— Ну да, чтобы он пришел сдаваться. Теперь не придет?

— Вы не будете? — Андрей вытянул бутылку из-за бревна.

— Налей...

Молчали. Огонь взвихривался, рассыпая искры в черноту. Ветер металсяв корявых вершинах тополей. Ручей, развороченный тягачом, зализывал раны, всхлипывал, жаловался на жизнь.

— Если со мной что-то случится, спутниковый телефон в рюкзаке найдете. Пин-код — четыре семерки.

— А что может случиться? — спросил Андрей, быстро глянув на капитана.

— Кирпич на голову упадет...

В остывающем моторе тягача что-то металлически клацнуло, парни испуганно обернулись в темноту.

— Он может выстрелить? — тихо спросил Андрей, поворачиваясь обратно. — Нас же сейчас видно, а его нет...

— Не может. — Капитан качнул головой.

— Почему?

— Он не идиот.

— Но зимовье-то спалил!

— Зимовье сжечь — не человека убить.

— А вы убивали?

— Нет.

— Почему все-таки вы вот так его ищете? Один!

— Я вам все сказал...

Они посидели еще недолго и ушли, повозились, устраиваясь, то ругаясь в шутку, то Андрей захохотал так придурочно, что Семихватский поднял голову и поглядел на тягач. Когда затихли и из кунга стало слышно глухое похрапывание, достал телефон. Включил и положил рядом на бревно, дожидаясь устойчивого сигнала. Ветер гудел и гудел вверху. Погоду отпускало, воздух стал мокрый. Дров подбросил, до каких дотянулся. «Почему вам можно, а ему нельзя?» — не шли из головы слова Семена.

Тихого набрал и, не дожидавшись гудка, сбросил. Задумался. Набрал своего шофера Гешку Клыкова — водилы всегда больше всех знают.

Всегда невозмутимый балагур Геша... прямо слышно было, как он удивился, узнав голос Семихватского.

— Василий, ты где... тут полный шухер. Ни тебя, ни Тихого...

— А он где?

— Не знает никто, как его отстранили...

— Кого отстранили?

— Да Тихого, Гнидюк сейчас вместо. С охраной ездит... его же отмудохали...

— Пф-ф-ф, погоди, что там такое?

— Да ты сам-то где?

— В тайге...

— По делам, что ли?

— Нет, я... ладно, потом. Расскажи спокойно. Что там делается? ОМОН прилетел?

— Прилетел! Они тут икры набрали — в порту маленькая комнатка... за курилкой которая, холодная — полная контейнеров! Часть уже отправили или в самолет загрузили, не знаю. У них тут Ан-12 и вертак свой из области. Народ недоволен, омоновцам прямо говорят, уже, мол, оплачено... понимаешь, а тем по барабану — у людей же ни документов, ничего! Ты-то когда? С ними ж говорить надо! Ни тебя, ни Тихого!

— Они за Кобяком летали?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза