Воля вольная

Выбравшись из ручья, остановился. Наконец-то он был на своем участке, у себя дома. Мелкий березничек, аккуратно украшенный пушистым снежком и освещенный утренним солнцем, замер по колени в белом. Все было пухлым под ногами, округлым и мягким, как шкурка зайца. По ней синели тонкие неподвижные тени. Молодые лиственницы, разрисованные снегом, были неожиданно нарядны. Или это настроение, подумал Илья, улыбаясь.

Впереди невысокий таежный бугор просматривался сквозь тайгу. Его склон, обращенный к Илье, был еще в тени, а дальше за ним поднимались высокие, залитые солнцем, пестрые от снега и каменных речек безлесые склоны. Туда и направлялся Илья. В этом году там было еще не пугано и обязательно должны были быть звери. Хватит тушенку лопать... Рябчик, испугав, взлетел в десяти метрах и сел недалеко. Илья услышал, как сердце вздрогнуло и затрепетало в охотничьем азарте, он переломил ружье, сменил патрон в мелкашке на самый легкий и аккуратно двинулся вперед. На месте, откуда слетела птица, снег был разрыт, в красноватых капельках и полосках и с брусничными листьями. Рябчик, добираясь до ягоды, копался в снегу, как курица в песке. Он опять, с характерным «Ф-ф-р-р-р», перелетел коротко. Илья, прислонившись к дереву, поймал птицу в оптику. Выстрел прозвучал негромко. Подошел, поднял теплую мягкую тушку, погладил. В прошлом году его первой добычей тоже был рябчик. Обрезал крылья, сунул их в карман, рябка пристроил на срезанный сучок у лыжни. Дальше двинулся.

Путик огибал бугор, у его подножья тайга был гуще, стояла недвижная и беззвучная. Жебровский радовался тайге и хорошей погоде, но шел осторожно. Лыжи необычно, казалось, что слишком громко, шелестели прочным пластиком — только его звуки были в лесу! Временами он останавливался и смотрел вокруг, чувствуя некоторую робость внутри. Или осторожность. Тишина напрягала. Соболиный след пересек наискосок его просеку. Илья присел, потрогал, след был ночной, не очень крупный, тянул в сторону стлаников. Он посмотрел ему вдогонку, завидуя местным охотникам, которые стреляли из-под собак. Сейчас побежал бы за зверьком. Но собаки у него не было, а завести ее и держать у кого-то в поселке, чтобы использовать только в сезон, он не хотел.

За полчаса подъема до речки он насчитал шесть соболиных переходов, что подтверждало вчерашние Генкины предположения. Надо к стланикам побольше выставить, подумал Илья и увидел свой капкан. Он висел на углу — на выходе путика в речное русло. Илья вышел на речку, она была хорошо укрыта снегом, снял лыжи, ружье повесил на листвяшку. Проверил, не сгнил ли очеп[15], раскопал капканный шалашик и хотел было сунуть туда капкан, но передумал. В десяти метрах в русле реки лежал большой плоский камень, собольки почему-то регулярно его обследовали. Илья и в прошлом году думал там поставить, да руки не дошли. Он срезал потаск[16], снял капкан с очепа и пошел к камню. Прямо в середину поставил, заострил потаск с обеих сторон, один косо воткнул в снег, а на верхний рябчиное крыло пристроил. Над капканной тарелочкой[17] как раз получалось. Вроде и неплохо, но смешно вышло, и он подумал: хорошо, что никто из серьезных охотников его не видит.

Взял лыжи на плечо и пошел через речку. Вода шумела под снегом, ниже она вытекала из-под пупырчатого прозрачного льда и бежала открыто. Илья попрыгал, пробуя лед, и быстро пошел на другой берег, чувствуя, как под ним, оживая, проседает. Сзади длинно, по всему руслу обломилось, сделалась большая полынья, вода струилась небыстро по разноцветному в лучах солнца дну.

Он влез в крутоватый берег, надел лыжи и, не торопясь, начал подниматься негустой тайгой. Подъем был некрутой. Илья останавливался, слушал лес и шел дальше. Сейчас в нем жили два противоположных чувства: настороженности, постоянного ожидания чего-то опасного и радости от встречи с тайгой, от ее красоты и вековечных тишины и покоя. Оба эти чувства были сильными и создавали ощущение странного невроза. Душа радовалась, как дитя, но была не на месте. Вскоре стали просматриваться острова высоких кедровых стлаников. Подъем становился круче. Склоны горного массива, высившегося впереди, его подножье, начинались сплошными непролазными зарослями.

На этих южных покатях краем стлаников всегда были хорошие переходы северного оленя. Особенно в начале сезона. Были и осторожные снежные бараны, которые жили тут постоянно. Прежний хозяин участка каждый год добывал одного-двух баранов. В прошлом году Илья видел их несколько раз в бинокль. Но все были самки с молодняком, и он не пошел.

Прошел еще с полста метров, на берегу замерзшего ручья, который вытекал из-под курумника, снял и воткнул лыжи в снег. Узкой каменной речкой, разрезавшей заросли стланика, начал подниматься.