Воля вольная

Стали спускаться голым склоном, поросшим стлаником. Снег становился глубже, в ямах его набиралось по бампер, двигались аккуратно. На ощупь, как в тумане высматривали дорогу, даже весело от этого стало. Колька трещал без умолку, курил, распахнув форточку, тормозил машину и бегал, а иногда плыл по сугробу, просматривая проходы меж ползучих кедров, тянущих руки из-под снега. Дорога, видно, была здесь когда-то — сквозь стланики они пробрались неплохо, непроезжие каменные россыпи миновали, не зацепив, но, спустившись в редкую здесь лиственничную тайгу, начали пилить. Под снегом было много валежника, встречались и совсем толстые стволы. По очереди и вместе работали и намаялись основательно. Доехав до реки, потеряли дорогу и, как ни искали, не нашли. Возможно, она переходила на другой берег.

Было около трех пополудни, когда они закостровали на берегу Эльгына. Плес был затянут прозрачным льдом, хрустевшим под Поваренком. Тот, скользя, как на коньках, и размахивая руками, вернулся к берегу, выбрал подходящий камень, пробил им прорубь и опустил туда котелок. Достал, разглядывая воду.

— Чище нет воды, а дядь Сань?! Слеза Христова! Сейчас такой чаек сварганим!

Работали не торопясь. Напилили дров, шулюм варили, Колька прилаживал лямки на мешки, приготовленные для Кобякова.

— Топорик свой ему положил — весной точишь, осенью острый! Вот финны делают!

— А то у него топоров тут мало...

— Ты его в руке подержи! — оскорбился Колька.

Начало темнеть. Колька снял шулюм, насыпал сухого укропа и поставил к углям. Дров подбросил щедро, костер подумал недолго и стал подниматься. Покуривали молча, щурясь на огонь. Поваренок время от времени прихлебывал крепкий чай и сплевывал под ноги нифеля[18].

— Надо было Москвича попросить, чтоб завез... — Дядь Саша бросил окурок в костер. — Домой бы уже ползли. Я так и попер бы ходом, не спал бы! Куда в лесу уедешь?! Завтра дома были бы... Поля заждалась уже дурака старого!

— Ненадежно! — сказал Колька серьезно. — Охота, то-се, они с Кобяком не знакомы, где его искать? Оставит в каком-нибудь зимовье шмотки и айда... он тоже на охоту приехал. Москвич мужик-то неплохой, но... какой-то... себе на уме малость... Нет! — затряс головой.

— Москвич на «Ямахе» не найдет, а мы пешком найдем? Картой твоей я завтра задницу вытру! И все! Надо возвращаться до Москвича, что делать? Оставить ему и той дорогой назад. Там все пропилено...

Колька молчал. Ему нечего было предложить. Одно он точно знал: ему почему-то самому хотелось отдать все это Степану.

— Пойдем вдоль речки, тут у него избушки. Все равно где-то он будет? — сказал, и по голосу его ясно было, что сам он не очень верит в то, что говорит.

— Не знаю... а если он куда-то... капканы ставить отойдет?

— Куда он отойдет, он без «Бурана». Лыжи у него — и все...

— Ну да... иголку в тайге будем искать. Может, он вообще не здесь... — Дядь Саша говорил все это спокойно, понятно было, что он совсем не против пойти, просто домой было поехать лучше. — Давай, наливай твоих рябчиков. Тяги-то с них никакой, ухи бы сейчас жирной... или Полькиных щец со свининкой...

Ели молча. Дядь Саша, наложив полмиски майонеза, похваливал Колькино варево, тонкие птичьи косточки брезгливо все же откидывал в сторону от костра.

— Ничего он, этот Жебровский... не жадный, — сказал вдруг.

— Ну... Мне тоже отвалил... а чего это он должен быть жадным?

— Да маленький и лицом темный какой-то, мне всегда казалось, что если лицо темное, то жадный...

Колька даже есть перестал:

— Получается, что я жадный?

— Почему? Я не про тебя...

— Как же, маленький и лицо у меня... Ну, это я!

— Да не лицо, а... глаза... взгляд какой-то... непонятный.

— Тут не лицо, что-то у него не так... в жизни. — Колька задумался. — Все-таки у него там семья. Правильно? Чего от нее бегать? Кого искать?

— Люди по-разному живут... — философски заметил дядь Саша. — Ты, что ль, часто дома бываешь?

— Я все время дома, чего мне тут — день делов, и вот он я?

— У него другое, вон он достал спутниковый и поговорил с женой: как дела, то-се...

— Когда он разговаривал?

— Ну, я, например, говорю... есть же у него телефон.

— Телефон есть, а он ни разу не звонил. Какой-то он один, получается, совсем. Скучно так жить... И дети, чего детей бросать?

— Это просто у тебя маленькие еще, подрастут, они тебя сами бросят. И спрашивать не станут.

— Да я не об этом... видно же, что ему все эти наши дела — икра, менты-козлы... мы обсуждаем, а ему все равно. Прямо терпел, когда мы у него в зимовье жили.

— Ну понятно, мужик за десять тысяч верст приехал на охоту и с нами возится.

— Все-таки люди должны поддерживать друг друга... — Колька глядел серьезно.

Холодало. Промокшие и не высохшие части одежды схватывало дубарьком. Дядь Саша залез в кузов, качнул бочки с бензином, проверяя, сколько осталось, и завел мотор. Морозный таежный воздух запах выхлопом.

— Айда, давай, вдвоем теплее! — позвал Кольку из кабины.