Воля вольная

— Все нормально — у меня предчувствие хорошее. Возьмем сегодня. Ну! Тонна икры! Это тридцать три... тысячи баксов! — Мирон заржал, весело откинувшись, и даже глянул на прапорщика Лукашова, но тот ничего не слышал. Сидел, спокойно развернувшись к иллюминатору. — Даже больше! Пойдем ближе к пилотам... показывать будешь! Да не бойся ты! Тут, когда майора избили, поступила совсем жесткая команда! Врубаешься? Все можно! Понял?! Никакого риска!

Он посадил Шумакова между собой и Хапой. Тот считал что-то в красивом чуть потрепанном кожаном блокноте. Вид у него был довольный. Их вечный завхоз, прапор Романов, уже улетел из поселка с первой партией грузов.

— Правильно, что костромских не взяли, — повернулся, закрывая блокнот, к Мирону. — Больно нежные... что, генерал соболей просил?

— Ну, чем больше, тем лучше! — кивнул Мирон, отрываясь от книжки.

У Жебровского на всю избушку гремел Первый концерт Чайковского. Медвежья шкура, увязанная в огромный тугой и неподъемный рулон, красовалась на соседних нарах. Илья все утро с ней возился, подчищая и увязывая, и теперь, умывшись и попивая хороший кофеек, сваренный в серебряной турке, готовил завтрак. Вертолет он услышал, когда тот, зависнув, начал трясти избушку. Площадка была совсем недалеко. Илья убавил громкость, накинул куртку, высунулся и тут же отвернулся от снежной пыли.

Дверь в машине открылась, один за другим выпрыгнули четверо бойцов в черной форме и бронежилетах. Двое присели, осматриваясь кругом, двое кинулись к избушке. Винты гнали воздух, рубероид сорвало с собачьей конуры и подняло над ручьем. Бумажки какие-то летели. Жебровский, прикрываясь рукой, время от времени высовывался из-за двери.

Передним бежал невысокий Хапа. Увидев Жебровского, мгновенно вложился и присел на колено... Автоматная очередь взорвалась над головой Ильи, посыпались щепки, и Жебровский инстинктивно упал на порог. Огня добавилось, пули уже крошили дверь и стены внутри избушки. Он вжался, не понимая, что происходит, глаза были полны снега и крошек.

— Руки!!! Еще кто есть?!! — услышал Илья над головой и почувствовал сильную боль в шее.

Над ним стоял Хапа в красном берете, ствол автомата вдавлен под затылок, ногой наступил на руку. Илья лежал, как раздавленная лягушка, неловко перегнувшись через порог. Все четверо собрались. Двое, легонько попинывая ногами, тянули за свитер.

— Подъем! Подъем! Кто еще есть?!

— Один... — Илья поднялся, держась за шею.

Его завели внутрь и стали обыскивать, Хапа снаружи махнул рукой в сторону вертолета и сбежал вниз к ручью. Машина убавила обороты. Из нее вышли Мирон и пузатый Шумаков в черном бронежилете.

Мирон с высокомерным и небрежно прищуренным лицом неторопливо шел первый, Шумаков неудобно семенил рядом и что-то ему говорил.

— Оружие есть? — спросил Мирон, презрительно смерив Жебровского взглядом, не заходя в избушку.

Жебровский начал приходить в себя, в нем закипала злость. Он перешагнул через порог:

— А нельзя ли...

— Оружие есть?! — заорал майор, неприятно сунувшись прямо к лицу Жебровского.

Кто-то из бойцов подал штуцер.

— Та-а-ак, разрешение на оружие и личные документы! — Майор не глядел на Илью, переломил ружье, глянул калибр стволов. Он явно понимал в хорошем оружии. Погладил ложе, вскинулся на собачью будку и с интересом глянул на Жебровского: — Дорогая Австрия! Кучеряво! Ты кто? — спросил уже не так жестко.

— Охотник...

— Я и сам вижу, не балерина...

— Жебровский Илья Сергеевич...

— Документы? — Майор театрально развел руки на ширину плеч, как будто собрался ловить Жебровского.

Музыка Чайковского издевательски лилась из двери — как раз спокойная лирическая часть звучала. Хапа поднялся от ручья, прошел мимо всех в избушку и с хозяйским видом стал досматривать. Вещи полетели. У него подергивались плечи и вихлялась тугая задница. В ухе торчал наушник от плеера.

— Бойцы! Остолоп! — высунулся Хапа в дверной проем. — Ну-ка разверните на снегу! — показал на медвежью шкуру.

— Разрешение на оружие и паспорт в базовом зимовье. Семь километров отсюда, — Жебровский понял, что лучше не связываться.

— Та-а-ак, придется забрать с собой! — И майор с деланным равнодушием отвернулся.

— Вы, может, объясните, что происходит? Это что — обыск?

— Все объясним! В поселке! — Мирон, отвернувшись от Жебровского, смотрел на развернутую шкуру.

— Хороша! — Хапа быстро обошел вокруг, растянул скомканные лапы. — Не хуже камчатского! И лицензия на него имеется?

— Нет, — ответил Жебровский.

— Ну-у, совсем плохо, протокол составлять будем! Беда с этими браконьерами!

— Так, ладно, в машину, — приказал Мирон бойцам.

— Мне тоже идти? — спросил Шумак.

— Иди!

— Эй, куда? А шкуру? — окликнул Хапа бойцов.

— Ладно, может, пригодишься, — обратился Мирон к Жебровскому совсем спокойно. Почти дружески. — Ты Кобякова Степана знаешь?

Бойцы скатывали шкуру. Фортепьянный концерт шел к финалу.

— Я прошу прощения, — перебил Жебровский майора. — Этот медведь — шатун, я его в упор стрелял, какая тут лицензия? С двух метров стрелял — вон череп, вы же понимаете в этом!