Воля вольная

Он стоял среди зимовья, тряс головой, в которой, как заведенная пластинка, жестким фоном крутилось: «В Канаду! На Аляску! Хоть в Австралию! Валить! Сегодня же!». Он представлял, как в поселке встречает Поваренка: «Как же так, Москвич? Продал? Икрой мы занимаемся? А говоришь, в Москве не все козлы?».

Мысли о Москве трезвили. Он, заставляя себя успокоиться, затопил печку. Достал виски. Правда заключалась в том, что этот его сегодняшний выбор не был случайным, он и был его жизнью. Он всегда так поступал — удобства жизни, собственные затеи всегда были важнее всего. Горевать по этому поводу не имело смысла.

Достал упаковку очень дорогих сигар, неторопливо обрезал одну, протер вискарем. Хотел глотнуть из бутылки, но передумал и спокойно налил в хрустальный стаканчик. И даже как будто улыбнулся внутренне, прислушиваясь к тишине за стенами избушки. Он был здесь один, оружие на месте, все было, как и час назад, и можно было продолжить свою охоту. Денег не жаль, жаль было только медвежьей шкуры.

Это был не просто медведь, это был медведь, которому пары метров не хватило до жизни Ильи Жебровского. Это была проверка его кондиций: руки, психика, оружие — все сработало безупречно — и это было важно! Наглые омоновцы были просто неприятным эпизодом. Раскурил, тянул носом богатый аромат и спокойнее уже думал.

Есть мужики, которые тут живут, у них есть их жизнь, их желания, и они хотят жить по их воле. А есть я, я хочу жить по своей! У меня другие желания и совсем другая жизнь, которую я построил честно, и почему я должен от нее отказываться?! Я сюда не за мужиков воевать приехал! Они вообще никогда не поймут, даже не задумаются, кто я и почему здесь. Почему же я должен помогать им? Кто заставляет меня?

К вечеру он окончательно успокоился и решил остаться.

Вертушка поднялась, второй пилот высунулся из кабины, подзывая Шумакова. Тот указал направление, и через семь минут они зависли над верхней кобяковской зимовейкой, в которой Гена Милютин оставлял записку. С первого взгляда видно было, что оно нежилое. Ни следов, ни вертолетной площадки рядом не было. «Давай!» — махнул рукой Мирон. Бобович выпустил длинную очередь, целясь в окно. Задымилось сразу. Машина стала набирать высоту.

Шумаков опять показал что-то на карте второму пилоту, вертолет начал опускать нос и заваливаться набок в долину Эльгына, одновременно набирая скорость. И тут слева на чистом снежном склоне возникли три темные человеческие фигуры. Их трудно было не увидеть. Вертолет пошел к ним.

— Первый с автоматом! — показал командир, снижаясь и закладывая вираж.

— Кто такие? — спросил Мирон Шумакова, щурящегося вниз.

Тот удивленно пожал плечами. Машина, сбросив скорость, делала осторожный круг. Мужики внизу стояли, глядя на вертушку. Двое махали руками. Шумаков никого не угадывал. Мирон вышел в салон:

— Так, сейчас садимся выше них, Лукашов — старший, Бобович и Дима Остолоп, зайдете сверху аккуратно. Мы здесь повисим! Если что — море огня! Мы поддержим!

Вертолет завис, коснувшись одним колесом склона, бойцы выпрыгнули, и, когда уже набирали высоту, Шумаков узнал:

— Это Семихватский... капитан Семихватский. Он в гражданском просто! — Он тыкал пальцем в иллюминатор. — Первый стоит с автоматом.

— Так! Понял! Нашелся, а с ним кто? Вот эти, что руками машут?

— Не знаю...

Мирон повернулся в кабину:

— Это свои, кажется. Подсядь к ним! — Мирон показывал командиру. — Смотрите, если что...

Сели, вертолет чуть только сбавил обороты, готовый взлететь. Семихватский стоял, нагнув голову от ветра. Студенты отвернулись, обхватив руками рюкзаки. Бойцы как раз подтянулись, сняли с Семихватского автомат, обстучали у всех карманы. Дверь открылась, вышли Мирон и Хапа. Хапа сразу пошел в сторону, из-под винтов, настраивая спутниковый телефон.

— Капитан Семихватский? Отойдем! — кивнул Мирон в сторону.

Они отошли и о чем-то говорили. Мирон время от времени вальяжно раскидывал руки, как будто не понимал что-то... казалось, он отчитывает неумного парнишку. Семихватский, однако, стоял спокойно, отвечал что-то односложно и смотрел на Мирона прямо. Это Мирона злило, он явно лишнего махал руками. Вернулись. Лица жесткие.

— Кто такие? Документы? — Мирон, расставив ноги, встал напротив студентов.

— Они со мной, я же сказал, — повернулся к нему Семихватский.

— Сейчас я задаю вопросы, капитан, обосрался — стой тихо! Документы!

Андрей с Семеном достали паспорта. Мирон, не заглянув в них, передал бойцу.

— Да, брат, плохо дело... — обратился снова к Семихватскому. — Отдайте капитану оружие! — повернулся к Бобовичу.

— А я прошу прощения... — начал Семен почти уверенным голосом и тут же, жестко получив в сплетение, свалился задыхаясь.

Над ним стоял прапорщик Лукашов. По его напряженному лицу плавала улыбка.

— Ты чего делаешь?! — рванул его за плечо и ворот капитан Семихватский.