Волк в капкане

— Начал в четырнадцать. Правда. Все лето вкалывал на глетчере^[3] — тогда я работал в международном молодежном лагере, таких же сопляков учил. В основном из Швеции, Англии и Германии. На следующий год уже в свободном полете — так больше удавалось заработать. В Церматте, тоже на глетчере, все лето. Думал, что третий год тоже буду так подрабатывать, но как раз переехал в Цюрих и начал работать в автосервисе.

— И что оказалось выгоднее?

— Сервис оказался полезнее. Потому что, когда я работал тренером, я учил, а когда механиком — учился сам. Ремонтировать машину я должен был научиться, потому что иначе этот утиль, на котором я ездил, меня разорил бы. Он сыпался просто на ходу. А с точки зрения чистого заработка инструктором, конечно, выгоднее.

Рене взяла его руку и прижалась к ней щекой, потерлась носом о его ладонь. Он мягко привлек ее к себе, положил ладонь на ее затылок, заставив запрокинуть голову, и поцеловал в губы. Ему показалось, что что-то где-то сверкнуло, но он не придал этому особого значения.

— А ты меня научишь на лыжах? — спросила она, когда поцелуй кончился.

— Ты не умеешь?

— Умею, но не так уж здорово.

— Если ты в лыжах окажешься такая же способная, как в трахе, то месяца через два ты поставишь женский кубок на уши.

И тут произошло что-то совершенно неожиданное. Отто внезапно клюнул носом стол, его пиво опрокинулось (к счастью, в стакане оставалось совсем немного). Рене от испуга вскрикнула, он резко обернулся, готовый размазать по стене любого, кто осмелился на такую дерзость. Но вместо этого радостно заорал:

— Твою мать, дед Мороз гребанный! А ну принеси мне такое же пиво, вредитель!

Рене не сразу поняла, что в его словах ее удивило больше — их смысл или то, что он вдруг резко без предупреждения перешел на французский. За его спиной, скаля белоснежные зубы, стоял черноволосый красавчик, которого она до сих пор ни разу не видела.

— Жирно не будет? Стакан почти пустой был!

— Не колышет.

— Ах ты, жабеныш.

Рене переводила растерянный взгляд с одного на другого. Отто поднялся на ноги, они с брюнетом были одного роста, красивые и стройные, они оба явно были очень рады встрече. Наконец, Отто опомнился и произвел представления:

— Рене, этот хам — Ноэль Пелтьер, позор французской сборной. Знакомься, недостойный — это Рене Браун.

— Рокировка? — уточнил бестактный Ноэль. К счастью, Рене могла не ударить в грязь лицом — французским она владела не хуже обоих мужчин. Она мило улыбнулась:

— Здравствуйте, приятно познакомиться.

— Не вздумай обращаться к нему на «вы», — предупредил Отто. — Он того не стоит, ей Богу.

— В своем стиле, жабеныш, никакого пиетета, — фыркнул Ноэль. — Мадемуазель, вы не против, если я к вам присоединюсь? Или мне тоже можно на «ты»?

— Не против, — Рене не могла решить, нравится он ей или нет, с учетом грубого начала знакомства и странного обращения «жабеныш», но вежливость никто не отменял.

— Спасибо, — кивнул Ноэль, помахал официантке и огляделся в поисках свободных стульев. Ресторан был полон, и стул сразу не нашелся. Может, и к лучшему, подумала Рене, которой в любом случае не хотелось делить с кем-либо внимание своего любимого. Подошла официантка, приняла заказ на пиво и гренки и пообещала найти стул. Видимо, даже в условиях цейтнота она держала обслуживание двух симпатичных спортсменов, из которых только один был при подружке, в приоритете, потому что она вернулась со стулом через минуту, и еще через полторы — с пивом. Гренок попросила подождать две-три минуты.

Парни обменялись еще парой каких-то грубоватых приколов, и Ноэль вдруг заявил:

— А твой вкус в отношении женщин начинает исправляться. По-моему, я вижу не дешевую блестяшку, а настоящий бриллиант.

— Да, — ответил Отто, снова очень сдержанно, как всегда, когда разговор переходил на какие-то личные темы. Рене осознала, что он не только с ней такой — закрывается, когда беседа переходит границы ни к чему не обязывающего трепа. Но Ноэль явно знал, как с этим обращаться:

— Ну я-то всегда был ювелиром-экспертом, правда, Ромингер? Рене, если он будет плохо с тобой обращаться, скажи мне — вместе мы ему обломаем рога.

— Но-но, насчет рогов я бы вас попросил, — пробурчал Отто, тем не менее улыбаясь во весь рот.

— Он хорошо со мной обращается, спасибо, — сладко улыбнулась Рене. — Редко бьет и почти не задирает.

Это она наврала — Отто ее вообще не бил, зато задирал постоянно.

Ромингер усмехнулся:

— Он просто ищет повод на меня потявкать.

Рене и Ноэль расхохотались.

— Дорогой мой жабеныш, я на тебя могу тявкать в любое время и в неограниченных количествах. Оно, конечно, не безнаказанно, но удовольствие стоит того.

— Почему ты называешь его так? — не выдержала Рене.

— Как это «почему»? — удивился Ноэль. — Да потому что он натуральное земноводное. Во всей этой роскошной тушке не найдется ни одной капли горячей крови.

«А вот тут ты неправ, дружок!» Рене ничего не сказала — она обменялась с Отто нежным взглядом и улыбкой. Ноэль добавил:

— К тому же, ты только посмотри на него — он же безобразен, как жаба!

Отто закатил глаза, а Рене расхохоталась:

— Ну и шуточки у тебя!