Прошло некоторое время, и неожиданно для всех он, мечтавший стать композитором, бросил музыку. Причину этого поступка я поняла значительно позже, прочитав его автобиографию: он поздно начал заниматься музыкой и не обладал достаточной техникой исполнения, но в то же время считал, что композитор без техники – не композитор. Потом Борис Леонидович как‑то резко перешел на литературу, сделался известным поэтом. У него была квартира в Доме писателей в Лаврушинском переулке и дача в Переделкине, где он в основном и жил. Мы виделись с ним очень редко, но встречи эти были сердечны и радостны. Во время одной из них он рассказал мне, что собирается к своим родителям в Берлин. Я сердечно любила своего учителя и обеих его дочерей, особенно дружила со старшей, Жозефиной. Я попросила Бориса Леонидовича передать ей, что помню ее и люблю. Борис Леонидович посмотрел на меня как‑то загадочно, ответил:
– Я передам ей вашу улыбку…»
В 1921 г. после выезда Л.О. Пастернака вместе с дочерьми на лечение в Германию квартира была «уплотнена» другими жильцами.
После открытия в этом доме Музея личных коллекций часть обстановки из квартиры семьи Пастернак долгое время экспонировалась в том же месте, где они и жили. Было бы уместным поставить памятник Борису Пастернаку именно на Волхонке.
После революции в здании находилось общежитие Народного комиссариата иностранных дел. А затем различные организации, под нужды которых оно и перестраивалось.
Дом крутили в разные стороны, наконец, к 1993 г. часть дома, выходящая ранее на Волхонку, была опять повернута в сторону переулка. Будем надеяться, в последний раз.
Последняя перестройка дома предназначалась для Музея личных коллекций. Основными мотивами образного решения здания стали сильно утяжеленная средняя часть фасада и подчеркнутое значение центральной лестницы, что должно было напоминать по замыслу архитекторов об архитектуре главного здания ГМИИ. Оба фасада должны были составлять единый ансамбль, если смотреть на них с противоположной стороны Волхонки.
Еще в 1985 г. было принято решение на уровне правительства о создании первой в Советском Союзе галереи, где выставлялись бы предметы живописи, графики, скульптуры, личного обихода из частных собраний коллекционеров. Воплощение решения затянулось почти на десять лет. Но музей все же открылся, несмотря на развал СССР и появление нового государства.
В новом отреставрированном здании по инициативе коллекционера И.С. Зильберштейна и директора ГМИИ имени Пушкина И.А. Антоновой 24 января 1994 г. открылся Музей личных коллекций при Государственном музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.
Основой Музея личных коллекций послужило собрание доктора искусствоведения, литературоведа, одного из основателей серии «Литературное наследство» И.С. Зильберштейна (1906–1988). Илья Самойлович подарил государству свою коллекцию с непременным условием, что она будет экспонироваться в музее.
Коллекция И.С. Зильберштейна – одна из самых лучших по ценности представленных в ней предметов искусства.
В собрании картин и рисунков мастеров русской и западноевропейской живописи, принадлежащем Зильберштейну, насчитывалось 1844 работы. После передачи коллекции в его квартире на Лесной улице, некогда с пола до потолка увешанной картинами, остались лишь голые стены, веревки вдоль них да горы книг и рукописей, среди которых, нисколько об этих картинах не жалея, ходил очень довольный Зильберштейн, обуреваемый новыми проектами. Но самый главный проект его жизни – дар собранных с большим вкусом произведений искусства родной стране уже состоялся. И это был щедрый подарок, какого государство не знало со времени Павла Третьякова.
Современники вспоминают о Зильберштейне как о человеке вулканической энергии и редкого обаяния. Именно эти качества и помогли ему добиться высвобождения исторического здания на Волхонке, где некогда располагалась гостиница «Княжий двор», а после нее солидная советская организация «Автоэкспорт». И это в его‑то возрасте, отягощенном страданиями от букета тяжелых заболеваний, среди которых были диабет и болезнь Паркинсона.
В этой связи Зильберштейн любил вспоминать слова кинорежиссера С. Эйзенштейна, которого он знал в свои молодые годы по Одессе и потом в Москве: «В нашей стране справедливость в конце концов торжествует, но на это порой не хватает жизни».