Насколько позволяло наличие места, мы набирали в грузовик людей с минимальным багажом, а потом доставляли их до ближайшей железнодорожной станции. Во время поездки наши пассажиры обращались с многочисленными требованиями к водителям или взывали к нашему «человеколюбию». Водители были совершенно измотаны длительной дорогой в темноте с многочисленными препятствиями на ней. А нас точно так же выматывало чувство ответственности за пассажиров. Но еще сложнее было довольно часто принимать порой безжалостные решения, например, выбирать, оставить ли 81-летнего старика, хуже того, если возникнет такая необходимость, оставить всю семью.
У нас не хватало времени для того, чтобы отвезти в безопасное место всех. Русские могли появиться здесь в любую минуту. Мы никак не могли верно оценить обстановку, исходя из сбивчивых, противоречивых слов наших солдат. В любом случае единственно правильным было то, что мы буквально вырывали из рук русских своих последних гражданских.
Мы очень скоро прониклись настоящей ненавистью к преступно безответственной пропаганде, а также к полному провалу в организации дела. Бедные наши люди могли бы спокойно и с комфортом уехать отсюда, если бы кому-нибудь в голову пришла мысль организовать это несколько недель или даже несколько дней назад. Но вместо этого в голове у этой толпы были лишь мысли о хорошей организации на фронте, об успешных контрударах, о том, что «все должны оставаться в своих домах», что, «если наступит необходимость, людям дадут команду эвакуироваться» и т. д.
Было тяжелым нервным потрясением наблюдать за тем, как женщины и дети бросаются в объятия своим больным или старым, прикованным к постели родственникам, чтобы проститься с ними. Или же смотреть на то, как женщины ложатся на дорогу перед переполненными грузовиками, как они протягивают нам грудных детей и подростков, умоляя нас забрать хоть кого-то из остающихся здесь родственников. Или наблюдать, как мать наконец нашла себе место в грузовике вместе с двумя младшими детьми и вдруг обнаружила, что в суматохе ее третьего ребенка оттерли и он отстал и потерялся. Некоторые выбрасывали чьи-то вещи из машин, чтобы обеспечить место для себя. И что я запомню на всю жизнь, я не мог запереть задний борт грузовика, так как отчаявшиеся бедняги не желали отпускать его, чтобы не упустить свой шанс на спасение любой ценой. Бедные люди цеплялись ко мне как пиявки, и никакие обещания снова вернуться за ними не помогали. Моим людям приходилось спасать меня, применяя силу… и так проделывали рейсы взад-вперед несколько раз, то в одном, то в другом направлении, совершая эти опасные, страшные, выматывающие броски в сторону переднего края.
Потом мне пришлось оставить эту работу и срочно переключиться на организацию склада боеприпасов. Нам в больших количествах выдавали настоящий кофе и алкогольные напитки, что помогало нам держаться. Следующие два дня и две ночи напролет мы продолжали поездки, даже тогда, когда однажды откуда-то из небольшого леска нас вдруг неожиданно встретил огонь из пистолета-пулемета.
Это действовало деморализующе, как ничто другое, но мы все равно не позволяли себе прекращать наши поездки. Позже нам стало известно, что к нашим позициям выдвинулась одна из разведывательных групп противника, которые действовали все более нагло.
На следующем пункте прибытия мы составили краткий рапорт по поводу «рейда», после чего продолжили путь. В здании школы в городе С. я организовал временный лагерь. Здание располагалось отдельно посреди обширного лесного участка, и предполагалось, что оно станет для нас важной базой. В нем также расположилось и саперное подразделение вермахта. Саперам было приказано организовать минные поля на подходах к мостам, в лесном массиве и в других важных с военной точки зрения пунктах. Как-то после прекрасного обеда в своем расположении дружелюбно настроенный капитан вежливо, но твердо протянул мне теплую куртку и приказал, чтобы я, по крайней мере в течение одной ночи, хорошо отдохнул.
Через несколько часов сгустилась темнота, а потом кто-то из солдат бесцеремонно согнал меня с койки. Во всем здании царила полная неразбериха. При прерывистом свете фонарей солдаты пытались найти свои вещи, со стуком надевали стальные шлемы и пристраивали противогазы на поясе, подгоняли ремни под подсумки с ручными гранатами и боеприпасами. Даже будучи еще полусонным, я сразу же понял, что нам предстоит бой. Может быть, до него еще далеко, но несколько взрывов и типичный звук минометного огня быстро заставили меня забыть об усталости.
Как только ярко загорелась соседняя ферма, мой фонарь перестал быть нужным. Я оставил свою теплую куртку и захватил с собой лишь несколько «лимонок», повесив их на пояс.
Торопливо доедаю консервы из открытой банки, плитку шоколада и сигареты – в мешок. Затем делаю добрый глоток коньяка и бегу искать своих людей. Напрасные поиски. Я начинаю понимать, что их, скорее всего, подняли раньше меня, погрузили в грузовики и куда-то повезли.