Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945

Обер-лейтенант, который шел со мной, получил пулевое ранение в лодыжку, и я помог ему доковылять и спрятаться в одном из небольших рядом стоявших домов. Я стал искать медицинскую помощь, санитаров, которые наверняка должны были быть где-то тут. Несмотря на все требования офицера, я не мог просто так оставить его одного. В одном из соседних, давно покинутых домов я нашел санки, а еще пару банок консервированной колбасы, хлеб и сливочное масло.

В это время пациент сам себе наложил первичную повязку на рану. Мы наглотались почти до тошноты «лекарства» – я нашел в том доме и много выпивки. А потом отправились дальше, точнее, я его тащил. Раненый выпадал прямо в снег из хрупких маленьких санок, которые часто опрокидывались, но, предоставив город своей судьбе, мы наконец сумели добраться до небольшого лесного массива севернее. Там нам тоже не удалось найти ни лазарет, ни хотя бы санитаров.

Становилось еще холоднее. Ноги офицера опухли и постоянно приобретали то один, то другой цвет. С помощью еще одного солдата я вместе со страдающим от раны лейтенантом сумел добраться до другого городка, расположенного в нескольких километрах. Там ему наконец оказали необходимую помощь. Затем я сам с комфортом устроился на соседних носилках и под присмотром офицера проспал всю ночь и половину дня, пока ему не пришло время отправляться к поезду.

Обратный путь мы проделали под артиллерийским огнем. Как мне было приказано, я вел грузовик назад, в район казарменной площади в центре городка, где множество солдат усердно пытались спасти хоть что-то из пылающего склада с имуществом. Потом они разбежались по своим машинам и исчезли. Подбежать, быстро сориентироваться, схватить что-нибудь – все происходило с удивительной быстротой. И действительно, следовало поторопиться, так как дым становился все более плотным, а там внутри вместе с тоннами другого тщательно отобранного имущества было и то, что дороже всего для солдатского сердца, что ему никогда не выдавалось, но что иметь считалось большой удачей, почти счастьем, – подбитые мехом сапоги, перчатки и, что было нам особенно нужно, теплое нижнее белье, носки, прекрасные легкие теплые камуфляжные куртки, головные уборы, кители, свитера, а также любые виды табачной продукции прямо с фабрики, алкоголь, шоколад, консервы и т. д.

Я не стал менять свои охотничьи сапоги и старый добрый пистолет Маузера, однако с двойным запасом прихватил для себя все остальное. Обливаясь потом, я тащил наружу стопку связанных вместе теплых камуфляжных брюк и курток, кучу разных остальных прекрасных вещей. Весь долгий обратный путь до леса, примерно полтора километра, я проделал с осторожностью, опасаясь за свой груз. Я торопился, боясь попасть в руки Иванов, да еще в таком смешном виде.

К счастью, я довез все до командного пункта, где никто не мог меня узнать, пока я не заговорил – настолько изменилась моя внешность. Но все солдаты встали, будто наэлектризованные, когда на божий свет появились брюки и свитера, когда содержимое было распределено между ними. Никогда прежде они не создавали разведывательную группу так же быстро, как теперь, так как каждый надеялся вернуться назад с еще более ценными сокровищами.

Командир взял себе вторую камуфляжную меховую куртку, добытые мной продукты тут же разделили между личным составом, но и у меня остались запасы, достаточные для того, чтобы прокормить мой желудок в течение ближайших нескольких дней. Затем вернулись наши «разведчики», но с пустыми руками: им показалось, что преодолевать артиллерийский обстрел и плотный дым пожара было слишком опасно. К огню артиллерии теперь прибавились авиабомбы, и теперь можно было быть уверенными, что никто точно не сможет отдохнуть. Из-за демаскирующего дыма мы не могли себе позволить развести огонь, чтобы приготовить пищу и согреться, а ночью холод был просто ужасным.

Поступил приказ отступать в направлении «Х(ейльсбергского) треугольника».

И нам предстояло начать марш немедленно, поскольку передвигаться можно было только в ночное время суток. По улицам и дорогам устремился непрерывный поток отдельных колонн подразделений и небольших групп, но никто из них не имел отношения друг к другу – все были из разных армейских корпусов, которые перемешались в обстановке всеобщей неразберихи. Каждый заботился лишь о самом себе и брел вперед на удобной только ему самому скорости. Среди военных были и фермеры, решившие спасаться от врага в самую последнюю минуту. Они тоже брели в полном беспорядке вместе со своими женами, детьми, скотом и повозками.