Волки Второй мировой войны. Воспоминания солдата фольксштурма о Восточном фронте и плене. 1945

Здесь мы впервые услышали удивительную историю, которую потом часто повторяли, и нам ее подтверждали другие: как только фермеры загрузили свои телеги и были готовы выступать, появился русский передовой дозор. Думая, что доживают свои последние минуты, люди перепугались до смерти. Однако русские лишь оказали им помощь. Они помогли фермерам догрузить телеги. Они запрягли лошадей и позволили жене фермера угостить себя чем-то из съестного. Фермер принес что-то из выпивки. Русские были настроены дружелюбно и пожелали фермерам счастливого пути.

– Не бойтесь нас, – говорили они, – но теперь будьте осторожны. Когда сюда придут тыловые части с комиссарами, все будет совсем не так хорошо.

Невозможно было найти жилье, которое не было бы переполнено. Сон стал большой роскошью. Наши ноги просто не хотели больше идти. Если повезет, можно было найти полевую кухню, в которой еще осталось немного теплой еды. Если нет, приходилось потуже затягивать ремень. Почти все население города успело его покинуть. Мы же слишком устали, чтобы позаботиться о себе. Наш обоз из двух тягачей с прицепами и шести повозок, запряженных лошадьми, тоже никак не находился, а это значит, что и наши вещи следовало занести в списки потерь. Беженцы из других районов рассказывали о зверствах. Настроение, и без того скверное, никак не улучшалось.

Оставленным позади животным мы предоставили погибнуть от голода и жажды в хлевах и конюшнях или бродить полузамерзшими в полях и в лесу. Из-за обледенения дорог тяжелая артиллерия, танки, различные по мощности и размерам тягачи, грузовые и легковые машины все еще буксовали на окрестных дорогах. Некоторые опрокинулись и лежали теперь брошенные водителями. Машины буксировали одна другую. Не хватало горючего; разбиты колеса; переполненные беженцами легковые машины врезались одна в другую; по обочинам лежали павшие беспомощные животные; плакали женщины и дети; вот сидит в снегу безразличный ко всему старик; повсюду слышится брань фельджандармов, которые тщетно пытаются навести в этой неразберихе хоть какое-то подобие порядка. В целом картина являлась полным воплощением ужаса.

В городе С. мы решили сделать привал в расчете на то, что, может быть, и наш обоз и несколько солдат, которые следуют в его составе, воспользуются остановкой для того, чтобы провести учет. Назначенные часовыми останавливали все, что носит наши цвета. В такого рода «засаду» нам удалось поймать один тягач, три повозки и порядка восьмидесяти человек. Одной из лошадей управлял Д., делец из города Ф., с которым мы были знакомы прежде и который стал моей верной тенью. Подмигивая, он показал мне весь свой багаж, а также немного продовольствия, которое ему удалось приобрести для нас двоих по дороге. В городке С. этого человека все знали, поэтому всем нам удалось подобрать себе хорошее жилье. Впервые за долгое время мы смогли натянуть на себя что-то, что позволяло нам быть похожими на людей. Нам дали целый день для отдыха, и мы весь этот день отсыпались, наслаждаясь отсутствием приказов. Даже письменные распоряжения, которые давно ждали своего часа, так и остались нетронутыми, и никто не стал знакомить нас с ними.

Наш взвод снова тронулся в путь – туда, куда указало командование. По дороге положение вряд ли хоть немного изменилось, но рука врага пока не дотянулась до нас. Нас оставили в покое, и поэтому повсюду широко распространилось мнение, будто русские обломают себе зубы о такую хорошо укрепленную твердыню, как «Хейльсбергский треугольник». А затем последует долгожданное контрнаступление, и мы снова начисто выметем отсюда врага.

Чем ближе мы подходили к отдаленным городкам, где не должно было быть проблем с беженцами и солдатами вермахта, тем все более обманчивое «мирное» впечатление наблюдали. Никто из жителей не желал признавать, что положение может стать опасным. Только самые напуганные и озабоченные собирали вещи и серьезно готовились к бегству. В небольшом городке Р. невозможно было купить даже самые мелкие предметы личного обихода. А человек, стоявший за прилавком, все еще цеплялся за правила и положения, выработанные системой, которая, с нашей точки зрения, давно уже продемонстрировала свою несостоятельность. Здесь, как это было всегда, все еще процветало чиновничество.

В том городке мне удалось, воспользовавшись возможностью, посетить одного из родственников, владельца мясной лавки. Дела у него шли хорошо, и заведение было до потолка набито лучшими сортами мяса. Вместе со своим «штабом» из пяти человек, которые всегда держались поближе ко мне, я вошел в этот гостеприимный дом и с удовольствием отдал должное свежим теплым колбасам, которые мы поглощали в огромных количествах вместе с множеством других вкусных вещей. И за все это с нас не взяли ни марки. Впоследствии выяснилось, что в тот раз, когда наши желудки были наполнены до краев и, казалось, удовлетворены на долгое время вперед, мы в последний раз так хорошо позавтракали на земле Восточной Пруссии. Вскоре наш добрый хозяин был арестован и, вероятно, был уморен голодом где-нибудь на Урале.