Вольно, генерал (СИ)

— Если бы мне надоело тебя слушать или я бы этого не хотел, я бы вырезал тебе язык, — Молох говорил задумчиво и даже взялся за нож, отчего Люциану стало не по себе. — Ты удивишься, но я не убью тебя, если ты лишний раз напомнишь мне, что, ну… в общем, очень меня ценишь, — позже главком прошептал генералу на ухо. — Если бы не этот ужин, я имел бы тебя на этом столе до зари.

— Но сейчас только восемь часов вечера…

— Рад, что мы друг друга поняли, — Молох поднял брови и положил нож на место.

Перешёптывания демонов не ускользнули от взгляда Легиона. Он беседовал с Люцистой, при этом постоянно наблюдая за виновниками торжества. Конечно, демон до сих пор не одобрял этого брака, потому что прекрасно помнил, чем закончился последний союз Молоха. Легион не хотел, чтобы его сын, хороший военный и смекалистый малый, закончил свою жизнь на скалах. Для него решение Люциана было равносильно тому, что он выбрал бы себе в супруги бешеного гризли. В то же время Легиону показалось, что Молох очень чутко относится к ситуации. Хотя, конечно, и действует не без помощи Люцисты. Тут что, все против него, чёрт возьми?

Легион понимал, что не был идеальным отцом, но он старался сделать всё ради благополучия своих детей. Да, не заладилось. Но Люциста выросла красивой и сильной девушкой, способной постоять за себя. Люциан… Ну, что выросло, то выросло. С этой мыслью Легион не заметил, как выплеснул на себя горячий чай. Он очнулся, когда Люциста схватила полотенце и начала помогать ему.

— Сильно обжёгся? — девушка ненадолго забыла обиды и смотрела на него так, как обычно это было в детстве. Легион возвращался домой раненый, и девочка, сдерживая слёзы страха, с уверенностью бинтовала его. Люциана не было дома, ведь началась пора его образования, и Люциста помогала, как могла. И в вопросе: «Тебе больно, папа?» — выражалось столько любви и заботы, что Легион неосознанно улыбался. Да, выдался тяжёлый день, полный грязной брани и алчных ублюдков, но чистенькая Люциста в белых носочках и парой хвостиков прогоняла всю его злость. И почему она всё-таки ненавидит женские пансионы?

Легион был жёстким, потому что только его указания могли привести детей к счастью. Он прожил достаточно долго для того, чтобы иметь право планировать их будущее. Однако демон не учёл, что дети — это не те деревянные фигурки, которые ставишь на карту, чтобы победить противника, и переставляешь, когда тебе вздумается.

========== Оказия 24-1: Дымов ==========

Тьма стала живой.

Её масса, состоящая из черноты, обволакивала сыростью. Склизкая и плотная, она душила, и демон увязал в ней, как в болоте. Дышать было почти невозможно. Освободиться из цепей с печатью на плече, блокирующей силу, — задача слишком сложная. Сейчас — точно. Моргенштерн был обычным человеком. Избитым, напуганным и замёрзшим. Пахло ржавчиной, плесенью и тухлыми тряпками.

Единственное, что Люциан различал отчётливо — два горящих во мраке глаза. После того, как они появляются, следует очень болезненный удар чем-то тяжёлым и острым. Кожа рвётся — лезвия полосуют мышцы. По телу проходит судорога. Связанный, Моргенштерн извивается, и цепи бьют по полу. Он уже не чувствует холода звеньев. Демон обдирает колени и локти о дырявый бетон, когда с громкими ругательствами пытается избежать нового удара. Карабкается так, будто находится на раскалённой сковороде.

Иногда вместо лезвий Моргенштерн получает тупые удары ногами. Мыски у ботинок очень твёрдые, металлические. После них сердце колотится, будто собираясь взорваться. Голова кружится, сознание ненадолго угасает. Люциан не знал, чем это объяснить: внутренним кровотечением или слабостью от голода. Всё-таки человеческое тело требует ухода больше, чем демоническое. Генерал давно не умирал, будучи человеком, поэтому не помнил, чем это может кончиться. Впрочем, исход был бы явно лучше, чем нынешняя ситуация.

Особенно саднило и жгло плечо, на котором грубо, но очень глубоко вырезали печать. «Надо сделать татуировку, чтобы никого не утруждать», — со слабой злостью подумал Люциан, ловя ртом воздух. Он мог бы сдерживаться и не кричать, но вопли вырывались из груди сами собой, когда экзекутор молотил его битой по спине. Моргенштерн пытался отползти, скуля от боли и теряя сознание, но предательское тело не слушалось.

Его перевернули на спину.

— Думаю… Я знаю… Кто ты… Ты…

Удар ногой в челюсть не дал ему договорить.

***

Молох весь день провёл с дурным предчувствием, мешавшим работать. С утра главком встал с тем, что похоже на ожидание дурного письма. По дурноте оно могло бы сравниться с полученным по почте отрезанным пальцем. Иногда демон отвлекался от предчувствия, когда был близок к цели. Преступная сеть контрабандистов ускользала, как песок между пальцев. Выследить их было сложно, потому что защищаться от демонов они умели.