Волнолом

— Золотые слова, мой мальчик! Ах, если бы все наши выпускники рассуждали так же, как вы! Многие, вероятно, заподозрят меня в излишней сентиментальности, в склонности к старческому брюзжанию, но всё же мне кажется, что молодые люди, пребывая в плену сиюминутных страстей, забывают порой о своих корнях…

Тараторя, он запер массивную дверь на ключ. Повинился:

— Мне очень стыдно, Генрих, что не приглашаю вас для беседы. Убегаю — через полчаса назначена встреча. И представляете, какая досада — мой новый секретарь-референт, милейший и очень толковый юноша, на выходных подхватил простуду и не сможет меня сегодня сопровождать. А я так на него рассчитывал! Он превосходно владеет материалом, помнит назубок все нужные цифры. Барон бы наверняка оценил…

— Прошу прощения, вы сказали — барон?

— Совершенно верно — барон фон Вальдхорн. Еду сейчас к нему.

— А зачем, если не секрет?

Получилось несколько нагловато, но Генриху в данный момент было плевать на вежливость. Ректор, впрочем, не обратил внимания:

— Ну что вы, какие секреты? Об этом весь город знает. В субботу был благотворительный бал, барон сделал университету пожертвование — весьма крупное, между прочим. Однако предупредил, что будет несколько уточнений по поводу целевого использования. Я звонил ему сегодня — он подтвердил, что ждёт.

— Ага, — задумчиво сказал Генрих. — И супруга у него просто очаровательна…

— О да! Но она, к сожалению, с утра в отъезде — барон обмолвился в разговоре.

— Вот как?

Решение созрело мгновенно. Было бы неразумно ломиться к Сельме при свидетелях, с воплем: «Сдохни, змеюка!» Она ведь уже не подозреваемая, а добропорядочная гражданка, причём из высшего круга. Так что Генриха быстро упекут за решётку. Нет, с ней он встретится где-нибудь в тихом месте, без лишних глаз. А вот пообщаться с бароном в её отсутствие… Завести разговор о прошлом…

Да, это может оказаться полезным. Когда ещё представится случай побеседовать с мертвецом?

— А знаете, герр ректор, — широко улыбнулся Генрих, — я с удовольствием набился бы к вам в попутчики. Я, конечно, не ваш чудесный юноша-референт и цифрами не владею. Но, копаясь недавно в литературе, наткнулся на одну тему, которая наверняка будет интересна барону. И если увижу, что вам приходится туго, отвлеку на себя внимание…

Продолжая городить эту чушь, он незаметно шевельнул кистью правой руки — изобразил руну феху, дословно означавшую «скот». Нет, Генрих не рассчитывал внушить собеседнику тупую покорность, подчинить волю — для этого нужны навыки, как у Сельмы. Но ректор на пару секунд замешкался, сбился с мысли. В складках морщин у него на лбу, словно бисеринки пота, блеснули крохотные чернильные брызги.

— Так вы не против? — поднажал Генрих.

— Что?.. — Ректор, достав огромный платок, вытер лоб. — Ах да, конечно, буду рад вашему обществу… Вы ведь в университете не чужой человек…

— Отлично. В таком случае — в путь.

Глава 3

Пока экипаж катился по мостовой, глава университета молчал — сидел, будто оглушённый, растерянно помаргивал и время от времени тёр виски. До него наконец дошло, что тащить с собой первого встречного — просто глупо, но и высаживать уже поздно. Эта дилемма мучила ректора, и Генрих ему сочувствовал.

Экипаж был, кстати, не паровой, а конный. Вполне обычная, хотя и дорогая карета на добротных рессорах. Данный факт несколько не вязался с любовью ректора к техническому прогрессу, которая давно вошла в анекдоты.

Да и вообще было впечатление, что механических повозок на улице стало меньше по сравнению с предыдущими днями. Разница, впрочем, не особенно бросалась в глаза — если бы Генрих не присматривался нарочно, мог бы и не заметить.

Его внимание привлекло цветное панно на торце кирпичного дома, стоявшего у дороги. Там была изображена батальная сцена в средневековом стиле — всадник, облачённый в золотые доспехи, вламывался во вражеские ряды. Его клинок, оставляя в воздухе размытый чернильный след, опускался на чью-то голову. Ещё один конный, тоже весь в золоте, бился рядом. Вокруг — мешанина человеческих тел, густая щетина копий.

— Простите, герр ректор, а это что за художества?

— Генрих, как вам не стыдно! — воскликнул тот, моментально забыв о своих терзаниях. — Это же битва франков с аварами! Вспомните — Карл и Карломан сражались в первых рядах, щиты врагов рассыпались под их мечами! Язычники были в ужасе! Аварский каган бежал, оставив гору сокровищ! Знаменитейшая картина, написанная, правда, спустя несколько веков…

— Ах да, — вспомнил Генрих. — Нет, саму картину я видел — просто не знал, что сделали ещё и панно. Когда оно появилось?

— Да что с вами, право? Ведь совсем недавно был юбилей — тысяча сто лет с того памятного похода. Сколько было мероприятий! Чтения у нас в университете, исторические реконструкции на Дунае и Тисе…

— Как-то мимо меня прошло, извините. Я редко выбираюсь из пригорода.

— Об этом писали во всех газетах!

— Наверно, не долистал…