Волнолом

Мать поцеловала дочь и ушла. Вместо неё явилась служанка. Сельма с её помощью сняла платье и, накинув халат, подошла к распахнутому окну. Было ещё по-летнему душно, но чувствовалось, что осень уже притаилась где-то среди ветвей, дожидаясь момента, чтобы дохнуть прохладой.

С четвёртого этажа отеля «Королевский орёл» открывался вид на Прейгару — её излучина, отражая закатный свет, алела, как сабля в кузнечном горне. Пыхтел прогулочный пароходик. Вязы на набережной отбрасывали длинные тени.

Сельме было немного грустно. Она хотела бы жить в столице, но не как случайная гостья-провинциалка, а как настоящая столичная дама — из тех, что, проезжая через центральный мост, даже не глянут на резиденцию канцлера, настолько им привычна эта картина.

К сожалению, у её родителей не было тут ни родственников, ни даже друзей. Сегодня она, сидя в гостинице, любуется видом, а через пару дней её опять ждёт вокзал и поезд до захолустного Магдебурга. Если только кто-нибудь на балу не соизволит обратить на неё внимание.

Сельма прилегла на кровать. Открыла книжку, но глаза скользили по строчкам, не цепляясь за смысл.

Да, королевский бал. Конечно, она ждала его, но всё равно было обидно, что её привезли сюда, как какую-то кобылу на ярмарку. Нет, даже хуже — ведь выбрали не за стать и уж тем более не за ум, а исключительно за наличие дара. Причём развивать этот дар у неё самой никто не намерен — лишь бы способность к светописи передалась её будущему ребёнку. Это практически гарантировано, если оба родителя — одарённые.

Ну, ничего. Завтра каждый гость на балу поймёт — она красивее, чем все эти придворные выдры. А ещё она гордая. Если на неё будут смотреть, как на вещь, то столица ей ни к чему. Она, Сельма, не будет плакать. Уедет домой, а там разберётся. Найдёт себе применение.

Может, даже поступит в университет на следующий год. Женщинам уже разрешили, только они не идут — боятся. А она вот не испугается. Что ей терять, в конце-то концов? И так все считают странной, если не чокнутой.

Но вдруг завтра всё-таки повезёт? И её пригласит на танец не безмозглый шаркун, вспотевший от похоти, а кто-нибудь другой, настоящий. Пусть не красавец, зато с осмысленным, человеческим взглядом…

Она попыталась представить его лицо. К её удивлению, получилось легко, почти без усилий. Высокий мужчина лет сорока пяти стоял в толпе расфранчённых гостей, не глядя вокруг и погрузившись в раздумья. У него был аристократический, но не надменный профиль, лёгкая седина на висках.

Потом он, будто вспомнив о чём-то важном, стал пробираться через толпу. То и дело теряя его из виду, Сельма двинулась следом, пока не сообразила, что очутилась на открытом пространстве, — люди здесь расступились, образовав коридор. Все глядели направо. Сельма посмотрела туда же и увидела Старого короля. Тот шёл под руку с принцессой Бригиттой, за ним следовал кронпринц Альбрехт с юной невестой.

Сельма засмотрелась на принца, и тут что-то ярко вспыхнуло.

Вздрогнув, она заметила фотографический аппарат на треноге. Фотограф только что сделал снимок, на который наверняка попала и Сельма. Подумав об этом, она улыбнулась и дальше спала без снов.

***

Роберт фон Вальдхорн, облокотившись на перила, любовался закатом со смотровой площадки королевского замка. Было хорошо и спокойно. Лёгкий ветерок овевал лицо, и ни о чём не хотелось думать.

— Так что же, Роберт? — Кронпринц, стоявший рядом, прервал молчание. — Ждём вас завтра на осеннем балу?

— Вы ещё не устали меня подначивать, Альбрехт?

Они знали друг друга с юности и отбрасывали формальности, когда случалось говорить без свидетелей.

— Как же без подначек, мой друг? Вы жили эдаким бирюком, на балах лет десять не появлялись, а тут вдруг изменили своим привычкам. Всё-таки решили жениться? Подыскиваете подходящую партию? Весьма любопытно, что на вас повлияло.

— Повлиял, к примеру, ваш батюшка. Если его величество походя замечает, что сановнику в таком возрасте несолидно быть без семьи, то приходится воспринимать это как руководство к действию.

— Ну-ну, не преувеличивайте. Батюшка сказал это в шутку, о чём вы прекрасно знаете. Он, в конце концов, не восточный деспот, рубящий головы за малейшее ослушание. Так что не увиливайте. Выкладывайте, как есть.

Над Прейгарой носились чайки. Река неуверенно загибалась к югу, в сторону порта, над которым навис абрикосовый небосклон.

— В самом деле, Роберт, давайте сейчас без шуток. Из вашей последней поездки вы вернулись совершенно больным, слегли на полмесяца. Доктора не могли понять, что с вами случилось. А теперь, едва оправившись и окрепнув, вы собрались на бал.