Волны

Лештуковъ. Спасибо, Альберто. Не волнуйтесь такъ. Я не сдлалъ ничего особеннаго. Хорошо, что дло кончилось миромъ: вотъ что главное.

Альберто. Я радъ, очень радъ, что мн не надо обижать художника. Опъ мн нравится, я хотлъ быть ему другомъ. Но что длать? Жизнь приказывала его убить.

Лештуковъ. Мой совтъ: не слишкомъ преслдуйте Джулію. Пусть опомнится, придетъ въ себя: дайте влюбленности остыть – самолюбію успокоиться. Лишь бы она сгоряча не сдлала какой-нибудь дикости.

Альберто. Все равно, синьоръ. Отъ судьбы не уйдешь. Мн вотъ уже который день кажется, что я пропащій человкъ. Кто-то темный гонится за мною по пятамъ, и добромъ намъ съ Джуліей не разойтись.

Лештуковъ. Вы сами сказали сейчасъ: да погибнуть злыя мысли.

Альберто. Что же? Галеры, такъ галеры. Только я и на галерахъ не позабуду вашего стакана вина и вашей ласка.

Лештуковъ. Затмъ на галерахъ? Мы еще увидимся и въ Віареджіо.

Альберто. Хорошо знать, что имешь преданнаго друга, даже когда живешь на другомъ конц свта. Помните, синьоръ: нтъ услуги, которой не сдлалъ бы для васъ я, матросъ Альберто… Ваши друзья – мои друзья. Ваши враги мои враги. Это говорю вамъ я, матросъ Альберто. Вы меня поняли?

Лештуковъ (глухо). Думаю, что понялъ.

Альберто. Такъ вотъ помните… Пріятныхъ сновидній, синьоръ.

Лештуковъ. И вамъ.

Альберто (обернулся въ дверяхъ, въ важной поз). Ваши враги – мои враги. А я – матросъ Альберто.

Лештуковъ (запираетъ за нимъ дверь на ключъ и гаситъ электричество, за исключеніемъ одного рожка за драпировкою. Сцена погружается въ полумракъ, освщенная лишь узкимъ лучемъ изъ-за драпировки.

Лештуковъ. Если-бы я былъ подлецъ, то два слова этому преданному другу, и за горло г. Рехтберга я не поставлю одной лиры.

Заглядываешъ на винтовую лстницу.

Темно… тихо… разошлись… Точно колодецъ… Да, еще окно…

Идетъ затворитъ окно, задергиваетъ его коленкоромъ. Отверстіе двери на винтовую лстницу вспыхнуло на мгновеніе отсвтомъ электричества, открытаго въ нижней комнат, и мгновенно же погасло. Вслдъ затмъ Маргарита Николаевна, въ бломъ пеньюаръ показывается въ той же двери, оглядлась, идетъ къ письменному столу.

Маргарита Николаевна. Предупреждаю тебя: я долго остаться не могу – я очень рискую. Ты заставилъ меня сдлать большую подлость. Ты знаешь, что я иногда принимаю сульфоналъ. Вильгельмъ всегда пьетъ на ночь сельтерскую воду, и я ему дала тройную дозу этой мерзости сульфонала… Конечно, это безвредно, но… мн казалось, что я длаю шагъ къ преступленію. Сейчасъ Вильгельмъ спитъ, какъ… Очень крпко спитъ.

Лештуковъ. Ты хотла сказать: какъ убитый, и не ршилась?

Маргарита Николаевна. Да, непріятное сравненіе.

Садится слва.

Лештуковъ (медленно прошелся по комнат и остановился за кресломъ Маргариты Николаевны). Я хотлъ убить его.

Маргарита Николаевна. Какой ужасъ!

Лештуковъ. Да… хотлъ.

Маргарита Николаевна. Я чувствовала, что ты вс эти дни именно о чемъ-то такомъ думалъ.

Лештуковъ. Но я не могу. Нтъ. Я много думалъ. Отъ мыслей y меня голова стала вотъ такая. Не могу.

Маргарита Николаевнавстала, подойдя къ нему, руки на его плечи.) Ты и убійство разв это совмстимо?

Лештуковъ. Отчего нтъ? Отчего нтъ? У меня отнимаютъ мое счастіе, я долженъ защищаться.

Маргарита Николаевна. Милый мой, да вдь счастье-то наше было краденое.

Лештуковъ. Неправда, краденаго счастья я не хотлъ. Ты знала, какъ, я смотрю на дло. Если ты понимала, что не можешь дать мн иного счастья, кром краденаго, какъ ршилась ты остаться на моей дорог? Какъ смла ты длить мою любовь?

Маргарита Николаевна. Кажется, ты уже не Вильгельма, А меня убить хочешь?

Лештуковъ. Въ самомъ дл не знаю, что лучше, – отдать тебя твоему… собственнику, или убить тебя, вотъ на этомъ мст, и самому умереть съ тобою.

Маргарита Николаевна. Т, кого на словахъ убиваютъ, два вка живутъ.

Лештуковъ. Не шути! Не время. Не дразни дьявола, въ борьб съ которымъ я изнемогаю.