Волны

Отходить отъ Джуліи, съ досадою теребя бороду.

Нѣтъ, что же, однако, я y этой дѣвчонки укралъ?

Леманъ (Ларцеву на ухо). Андрикъ. Честно. Благородно… дай на прощанье двадцать франковъ взаймы.

Ларцевъ. Поди ты къ чорту! Тебя еще не доставало.

Кистяковъ. Ѣхать, такъ ѣхать, какъ говорилъ попугай, когда кошка тащила его за хвостъ.

Ларцевъ. Ты совершенно правъ: мой отъѣздъ путешествіе именно въ этомъ родѣ. Прощайте, Джулія, дорогая. Храни васъ Богъ! Дмитрій Владимировичъ, до скораго свиданія въ Римѣ.

Быстро, нервно, крѣпко жметъ имъ руки уходитъ по главной лѣстницѣ. Леманъ, Франческо, Кистяковъ слѣдуютъ за нимъ. Лештуковъ провожаетъ ихъ на лѣстницу. Джулія бросилась къ окну и замерла. Глухой шумъ отъѣхавшаго экипажа.

Лештуковъ (возвращается, открываетъ электричество). Джулія!

Джyлія не отвѣчаетъ.

Лештуковъ. Джулія!

Джyлія не отвѣчаетъ.

Лештуковъ (подходить къ ней и слегка касается ея плеча). Джулія!

Джyлія. А, это вы… Вы замѣтили: онъ на меня послѣднюю взглянулъ, когда уходилъ отсюда… и еще кивнулъ мнѣ головой, когда сѣлъ въ экипажъ…

Лештуковъ. Джулія!

Джyлія (рѣзко и быстро). Онъ, кажется, оставилъ вамъ деньги для меня? Они съ вами? Дайте.

Лештуковъ (смотритъ на нее съ удивленіемъ. Въ сторону). Довольно прозаической финалъ для столь возвышенной драмы.

Открываетъ письменный столъ, вынулъ столбикъ золота, завернутый въ бумагу, передаетъ Джуліи.

Получите.

Джyлія. Онъ сейчасъ, дѣйствительно, въ Римъ поѣхалъ?

Лештуковъ. Да, кажется.

Джyлія. Я на эти деньги за нимъ поѣду, синьоръ.

Лештуковъ. Напрасно, Джулія.

Джyлія. Да, синьоръ. Не качайте головой: поѣду и найду его, гдѣ бы онъ ни былъ, въ Римѣ, въ Неаполѣ, въ Миланѣ.

Лештуковъ. Эхъ, Джулія, ничего изъ этого не выйдетъ. Не пара вы.

Джyлія. Синьоръ, онъ сынъ крестьянина, какъ и я… Развѣ ваши крестьяне благороднее нашихъ?

Лештyковъ. Да не то, Джулія. Не о происхожденіи рѣчь… А не годитесь вы другъ для друга.

Джyлія. Синьоръ… синьоръ… не людямъ, мнѣ судить объ этомъ. Мое сердце выбрало его.

Лештуковъ. Ну, А его сердце не хочетъ и не умѣетъ знать ничего, кромѣ своего таланта, который y него, дѣйствительно, огромный… Вотъ вамъ никогда и не понять другъ друга.

Джyлія. Талантъ… даръ божій… А моя красота развѣ не великій даръ Божій? Если Богъ одарилъ его, то и меня Онъ не обидѣлъ. Мы оба равны передъ Нимъ, синьоръ.

Лештуковъ. Да, вы прекрасны, Джулія. И вы хорошая дѣвушка. Вы стоите большой любви.

Джyлія. Онъ не любить меня, синьоръ, но долженъ будетъ полюбить. Потому что иначе… отъ любви, какая въ моемъ сердце, надо умереть, синьоръ! (Поклонилась Лештукову и быстро побѣжала къ выходу).

Лештуковъ. Любовь сильна, какъ смерть. О, Соломонъ, мудрый царь Израиля!

Отворилъ окно и стоитъ около него. Комната наполняется шумомъ грозно ревущаго моря, небо совершенно черно и вспыхиваетъ по временамъ яркими зарницами…

Ого, какъ расходилась. А воздуха всетаки ни на вздохъ. Точно свинецъ въ легкихъ.

Идетъ за драпировку: приостанавливается.

Въ концѣ концовъ дерево этотъ Ларцевъ.

Стукъ подъѣхавшаго экипажа.

Неужели наши.

Выходить изъ-за драпировки переодѣтый въ легкую шелковую блузу. Перевѣсился за окно.

Отчего такъ скоро?…. Не слышу…

Переходить къ винтовой лѣстницѣ и, открывъ дверь, перекликается съ Амаліей и Бертой.

Лештуковъ. Проводили?

Амалія. Едва успѣли. Наши часы врозь съ желѣзнодорожными на цѣлыя десять минутъ.

Берта. Чуть чуть успѣлъ вскочить въ поѣздъ. Велѣть вамъ кланяться.

Лештуковъ. Спасибо.

Амалія. Сойдете внизъ ужинать?

Лештуковъ. Нѣтъ, благодарю. Нездоровится, хочу въ постель.

Амалія. Ой, какая скука!

Берта. Мы совсѣмъ одни. Маргарита Николаевна тоже съ мигренью, прошла прямо къ себѣ.

Лештуковъ. А художники?

Амалія. Закатились въ курзалъ.

Лештуковъ. На всю ночь, конечно?

Берта. Вероятно. Франческо угощаетъ по случаю скриттуры.

Лештуковъ. Жалѣю, что не могу сдѣлать вамъ компанію. Я уже раздѣтъ.