Вольные

– Молчите? И слава Богу, что молчите! – после минутной паузы продолжил он. – Значит среди вас нет ни одного русского солдата!

Гвардейцы молчали, в оцепенении внимая словам генерала.

– Сукин сын, – сквозь зубы процедил Пётр и схватил рукоять пистолета.

– Так кого же я вижу тут? – продолжал сурово говорить Милорадович, – русских солдат или бунтовщиков, опорочивших честь своего мундира и нарушивших слово присяги своему императору?

Он практически вплотную приблизился на коне к первому строю гвардейцев и достал перед ними шпагу. Подняв её перед собой и демонстрируя оружие восставшим, он произнёс:

– Ручаюсь этой шпагой, которую я получил за спасение Бухареста, цесаревич Константин жив и здоров, он в Варшаве. Я сам получил от него письмо, в котором он добровольно отрёкся от престола.

В рядах гвардейцев начался ропот:

– Константин отрёкся!

– Николай законный приемник!

– Нас обманули!

– Он лжёт! – крикнул Пётр, услышав слова замешкавшегося гвардейца об обмане. – Не верьте этому хитрому лису!

Тем временем военный губернатор Санкт-Петербурга Михаил Андреевич продолжал:

– Неужели, солдаты, вы могли подумать о том, что Милорадович может быть изменником, ведь я тоже присягнул цесаревичу Николаю?! А, впрочем, я забыл: среди Вас нет русских солдат! А есть ли среди вас русские офицеры, которые со мной не жалели живота своего в военной компании против Наполеона, когда мы били поганого француза сначала под Вязьмой и Малоярославцем, а после под Калишем и Дрезденом?! Опять молчите?! И слава Богу! Потому что среди вас нет ни одного русского офицера!

Он медленно повёл своего коня вдоль выстроившихся перед памятником гвардейцев.

– Так кто же тут стоит передо мной, и помышляет изменить своему Отечеству? Русские солдаты и офицеры или простые мальчишки, буяны, разбойники, мерзавцы, осрамившие русский мундир, военную честь и название солдата! Вы – пятно России! вы – преступники перед царем и перед Богом! О жизни и говорить уже нечего, что вы затеяли и что вы сделали, но там! Слышите ли? у Бога! – слова генерала гремели в ушах робких гвардейцев, готовых уже к тому, чтобы сложить оружие. – Чтоб найти после смерти помилование, вы должны сейчас бежать к царю и упасть к его ногам, чтобы просить помилование!

Он развернул коня и, вовлекая солдат за собой, направился прочь с Сенатской площади, продолжая громко победоносно реветь:

– Слышите ли, солдаты и офицеры!!? Все за мною! За мной!

И в этот момент снующий среди солдат и народа князь Оболенский выхватил у одного рядового штыковое ружьё и бросился преграждать путь Милорадовичу.

– Куда торопишься, служивый! – закричал Оболенский и попытался ударить лошадь генерала.

Однако острый штык проскользил по седлу и впился в бедро храброго всадника. Никто не услышал крик боли Михаила Андреевича, потому что в тот самый момент Пётр нажал спусковой крючок пистолета, и собственноручно приготовленная им пуля с неровными краями и специальными насечками для более поражающего эффекта устремилась в след бравого генерала. Влетев ему в спину и разорвав на куски внутренние органы, она остановилась у самой груди, предвещая начало кровавой бойни на сенатской площади.

– Ах, как славно я попал! – радостно воскликнул Пётр, а генерал накренился и начал падать с коня.

Его подхватил адъютант, когда лошадь вырвалась из-под его ног.

– Всё это вздор, гвардейцы! Не слушайте ряженного изменника! – закричал Пётр, гордо шествуя среди московских лейб-гвардейцев.

Возле памятника Петру Великому ему преградил путь швейцарский немец полковник гренадёрского полка Николай Карлович Стюрлер.

– Что же вы наделали, Пётр Григорьевич?! Это был выстрел недостойный русского дворянина!

Но Пётр, пустивший кровь русского бунта, словно одержимый пронзил его своим звериным взглядом:

– А вы, полковник, на чьей стороне?

– Я присягал императору Николаю, и остаюсь ему верен! – всё ещё заряженный речью Милорадовича глухо отозвался Стюрлер.

Среди мятежников, окружавших их и слышавших этот разговор, кто-то закричал:

– Ребята, среди нас предатель! Рубите эту скотину!

Пётр поднял пистолет и выстрелил в тело полковника. Стюрлер схватился рукой за пробитую грудь и упал на одно колено.

– Колите его! – снова закричал какой-то солдат, после чего полковнику Стюрлеру несколько раз ударили саблей по голове.

Тем временем испуганный выстрелом и видом увозимого с площади смертельно раненного генерала народ начал роптать, отступая от расстроивших ряды гвардейцев. Однако внезапно на пути городских зевак предстали духовные вельможи из церкви зимнего дворца.

– Батюшки, Господи, – воскликнула розовощёкая баба, упала на колени прямо в снег и начала креститься, завидя хоругви, иконы и святые дары в руках церковных служителей.

– Маменька! – воскликнула её дочь и тоже припала на колени следом за матерью.

Люди сложили персты и начали креститься, шепча губами молитвы, а духовенство последовало к восставшим солдатам.

– Покайтесь, вольнодумные, и прегрешения ваши будут помилованы Господом нашим, Иисусом Христом!