– Убили! Убили! – орала она как сумасшедшая и, размазывая ладошкой кровь по лицу дочери, причитала, – Маруся! Маруся доченька!
Первый град императорского огня скосил около 30 гвардейцев, среди которых оказался и поручик Корсаков. Находившийся подле него подпоручик Миллер наблюдал, как его друг завалился назад на спину и тяжело захрипел булькающей в лёгких кровью.
– Встать в строй! – заревел командир полка, и солдаты словно зомби сомкнули ряд, оставляя мёртвых и раненых товарищей лежать под ногами.
– Взвести ружья! – продолжал орать командир.
– Своих бьют, собаки! – словно бешенный кричал Пётр.
Никто не был готов к тому, что по ним будет открыт огонь. Однако теперь, видя кровь своих братьев по оружию, мятежники в ответ начали прицельно стрелять на поражение. Николай, наблюдая за сопротивлением восставших и выстрелами в свою сторону, тяжело вздохнул и махнул рукой артиллеристам, отдавая приказ на уничтожение заговорщиков и примкнувшим к ним солдат и офицеров. Кровавая бойня на сенатской площади началась.
Пушки метали картечь по народу и восставшим полкам, не щадя никого: ни детей, ни стариков, ни женщин. Люди начали метаться по площади, словно шальная раненая лошадь. Сын бакалейщика споткнулся в бегущей толпе и упал под ноги обезумевшим от вида крови людям. Его моментально затоптали спасающиеся от картечи, переломив хрупкую мальчишескую шею.
– Ермолка! – кинулся к нему бакалейщик, и тоже оказался под ногами беснующихся от страха людей.
Сенатская площадь превратилась в кровавую кашу, повсюду валялись трупы людей и солдат, искалеченные от пуль артиллерии мужики и бабы хрипели и выли от боли, снег побагровел. Часть солдат побежала на лёд Невы, пытаясь выстроить ряды и привести оставшиеся силы мятежников хоть в какой-то порядок, но и там их достали тяжёлые ядра пушек. Они пробивали лёд, и гвардейцы тонули в холодной воде.
Пётр понял, что Николай настроен решительно, и пощады никому не будет. Восстание проиграно и теперь ему предстоит держать ответ перед судом. Он ретировался с площади, пробираясь сквозь плачи и мольбы о помощи, переступая через окровавленные тела ни в чем не повинных зевак, с глубокой досадой в душе думая о том, что он мог пристрелить Императора, но смалодушничал.
Глава 8. Немая сцена
Михалыч ехал в машине с тяжёлыми думами о том, что скорее всего на него повесят очередное дело, которыми он и так был завален по самое горло. Рэкет, шантаж и убийства, объединённые преступным сговором в один большой и тайный маховик, вращающийся в обществе незаметно от глаз обычного человека и приносящий огромную прибыль определённым лицам были его спецификой работы. Он находил связи, устанавливал всех участников преступного сообщества и очищал Родину от криминальных анклавов, третирующих законопослушных граждан и нарушающих установленные государством правила поведения в добропорядочном обществе.
Суть таких дел всегда была одинакова: склонные к преступлениям личности объединялись вокруг беспринципного безжалостного и беспощадного лидера, после чего начинали диктовать свои жестокие законы остальным гражданам, обкрадывая их и обворовывая их близких с помощью угроз и насилия. Ну а тех, кто был не из робкого десятка и вставал у них на пути, не поддавшись запугиванию и избиению, просто убивали в назидание остальным несговорчивым смельчакам.
И мотивы у таких сообществ всегда были одинаковыми – жажда денег и власти. Вся жестокость, наблюдаемая в каждом отдельном эпизоде, бывшим лишь маленькой частицей всех преступлений участников ОПГ, была вызвана всё теми же извечными человеческими желаниями. Каждый хотел быть богатым и уважаемым человеком. Но не каждый решался в достижении этих целей грабить, красть, насиловать и отнимать жизни. И никогда не было по-другому. Однако то, с чем столкнулся Михалыч в тот день, выходило за рамки классического преступления.
Он подъехал к большому коттеджу, находившемуся в частном секторе. Этот район не любили местные жители и тем более его не любили правоохранительные органы. Это было место, где хозяйничали цыганские семьи. Жизнь здесь протекала по своим правилам. Основные статьи, по которым в этом районе заводились дела – это торговля наркотиками и занятие проституцией. Казалось, что здешняя территория была спокойной для проживания, однако жизнь здесь регулировалась не законами, а внутренними порядками, негласно действовавшими на мрачных неосвещённых улицах.
Это была саморегулирующаяся система, не подчиняющаяся городским органам власти. Здесь творили то, что разрешали главные люди на районе. Они же наказывали людей за провинности и отступления от существующих правил. Полиция не вмешивалась в жизнь, контролируя лишь цыганскую верхушку и закрывая глаза на, что те торговали наркотиками и крышевали проституток. Разумеется, высшие чины полиции оставались при своей доли за то, что в этом районе можно было свободно купить порошок или снять на ночь девочку.