Вольные

Разве здравомыслящий человек будет травить себя ядом, разрушая собственное здоровье, в угоду низменным наслаждениям и грязным похотям? Разве вменяемый человек будет ставить под сомнение собственную гендерную идентичность, экспериментируя с гормональным балансом и противоестественным совокуплением? Разве свободный человек будет слепо следовать навязанным кем-то нормам и правилам, не имеющим ничего общего с его собственным мироощущением?

Человек может не видеть лицемерие и двуличность правящей системы, но он хорошо чувствует ложь, которой она пропитана на всех уровнях управления. Поэтому те, кто придёт следом за мной, откроют людям глаза и честно расскажут будущим потомкам о том, что на самом деле происходило в то время, когда человечество было зомбировано искажёнными ценностями, направленными главным образом на то, чтобы сохранить рабское мышление каждого индивида в отдельности и препятствовать в общем стремлению людей быть вольными».

***

События последних дней, когда по телеканалам только и делали, что крутили штурм квартиры, в которой отсиживались Олег Натовец и Чеченец, повергли Максима в шок, и погрузили в тяжёлую депрессию. Из криминальных сводок он знал, что все члены его группировки идентифицированы и взяты под стражу. С братьями Славолями уже работали следователи, Паша Партиец и Олег Натовец находились в больнице под строгим наблюдением полиции. Чеченец покоился с миром на небесах, лишившись доброй половины своей нездоровой головы. Про Севу журналисты молчали, и это означало одно из двух: либо им не было известно о его участии в группе, либо об этом не сообщала пресс служба МВД в интересах следствия. На свободе оставалось лишь 2 человека – он и Серёга Мичман.

Максим только и делал, что днями и ночами прокручивал в своей голове все эпизоды их нападений и убийств, пытаясь понять где они могли проколоться? Вариант, что их просто сдали полиции, он отмёл после долгого размышления. Никто кроме участников группировки о них не знал, следовательно, сдать могли только свои. И первым под подозрения попадал Сева. Но Максим не верил в то, что Сева мог всех сдать, даже если на него оказывали давление в заключении. Сева был идейным человеком, за душой у которого не было ничего, на что можно было надавить, чтобы выбить из него нужную информацию. Кроме того, он доверял ему как себе самому, и поэтому, даже если бы он захотел, то не смог бы поставить под сомнение его надёжность.

Если это был не Сева, то тогда оставался Серёга Мичман, но и в это Максим отказывался верить, потому что не видел смысла в том, чтобы Мичман стучал ментам. Зачем ему было закладывать всех, ради каких преференций? На его руках так же была кровь ни одного человека, и если бы он дал показания, то максимум на что он мог рассчитывать, то это 20-25 лет лишения свободы вместо пожизненного заключения. Серёга бы на это не пошёл. К тому же он был самым осторожным и неприметным из всех, поэтому его до сих пор и не взяли. Внутренний инстинкт самосохранения уберёг его от лап правоохранителей.

Оставался только один вариант – где-то они оставили след, и менты, наткнувшись на него, по цепочке распутали весь клубок противоправной деятельности его и его соратников. В том, что полиция знает о нём и о Серёге Мичмане, Максим не сомневался. Но откуда им это было известно, как не ломал он голову, так и не смог понять. Время тянулось медленнее обычного, и это было подобно пытке.

Максим прятался у давней одноклассницы Наташи, которая с детства была в него влюблена. Её звали Эльвира. Сейчас она поступила в институт, сняла квартиру и жила отдельно от родителей. Макс задолго до последних событий наладил контакт с этой девушкой на случай непредвиденных обстоятельств, когда необходимо будет залечь на дно. И вот теперь эти обстоятельства наступили.