Вологодские заговорщики

— Не только их. Там, за воротами, кроме подвод с пушками еще пять подвод, на них — целая рать. Так что, выходит, три десятка новгородцев да два десятка иноземных ратников, при них толмач. Умеют биться и в конном, и в пешем строю, стрелять из пистолей, аркебуз, мушкетов, лить для себя пули, при них все, что потребно, пулелейки и запас свинца. И этому искусству могут наших поучить. Еще могут возглавлять небольшие отряды и обучать наших молодцов. Пригодятся!

— Где ты их взял? — удивился князь.

— А нанял! Кому рассказать — не поверят.

Князь взглянул на жену и улыбнулся ей.

Княгиня так же молча улыбнулась, поклонилась мужу и вышла.

— Лебедушка! — проводив ее взглядом, сказал Чекмай. — Сколько живу, сколько женок повидал, а ни у одной столь плавной поступи нет.

— Ты ко мне не подлаживайся, — с улыбкой одернул его князь. — По глазам вижу — ты что-то такое учинил, за что сам не ведаешь, похвалю или обругаю.

— Вот уж точно…

— Садись, сказывай.

И Чекмай поведал о своей причудливой сделке с купцом Анисимовым.

— Так что я ему честно заплатил, — завершил он рассказ. — Точнее сказать, он мне за эту изменническую грамоту заплатил. И чует мое сердце — он еще и в выигрыше останется. Найдутся люди, которые пожелают любой ценой ее выкупить. И будет это, когда выгоним поляков из Кремля.

— Ловко…

— Честно. Но это еще не все. Потом, прямо оттуда, повел я новгородцев на канатный двор. Хотел тех ратных людей, что приплыли из Англии, захватить врасплох. Как задумал — так и вышло. Они покричали, постреляли, в большой избе заперлись, мы пригрозили ту избу поджечь. С ними был толмач, начались переговоры. И мы вот на чем сошлись: они прибыли, чтобы вступить в войско — ну, так и мы берем их в войско. Они прибыли, чтобы им хорошо заплатили, — ну так и мы обещали платить. Им-то все равно, кому служить, а как я из анисимовских денег раздал для начала по пяти рублев — так они и обрадовались. Лошадей у них нет, так мы их вывели из Вологды, я послал своих в Розсыльщичью слободу, там наняли еще подводы, кроме тех, что приготовили под иной груз.

— По пяти рублев!

— Иначе нельзя было. И в Новгороде столько же получит, такое мое слово. Для меня главное было — из Вологды их мирно увезти, пока наши вологодские иуды не опомнились. А нам в войске они пригодятся. Пусть наших ратников учат. Наши-то сбредутся из городишек, из дальних сел, иной впервые в жизни кольчугу и шлем увидит, саблю — не поймет, в какую руку брать. И это еще не все.

— Что еще?

— Пушки. Корабельные пушки взяли мы на канатном дворе. Невелики, всюду их за собой таскать можно, для того и привезены. А про пушки мне рассказал человек, которого я в Архангельский острог посылал. Глазами он ослаб, да умом силен. Это Деревнин. Внук его пушки выследил. Мы не знали, где они на канатном дворе спрятаны, но знали, что где-то здесь. Велели толмачу всех расспросить. Они лежали на складе, под канатами. Мы и канатов малость прихватили — в хозяйстве пригодятся.

— Ох, Чекмай… — Князь покачал головой, но по всему было видно — доволен. — Стало быть, ты свою добычу теперь в Нижний повезешь?

— Да, к Кузьме. И когда он приедет к тебе и расскажет, что рать собирается, что оружие есть, что припасы свозятся в Нижний, причем взяты по хорошей цене, — что ответишь?

— Отвечу — обошли вы с тем Кузьмой меня, загнали в угол… — и князь засмеялся.

— Не держишь на меня зла? — спросил Чекмай.

— Какое уж там зло. А грамота…

— У меня список есть, коли что. Будешь знать, кому из князей и бояр веры нет.

— Ин ладно. А иконописца с женой, подьячего с внуком и твоего чудного человека я приму.

Деревнин вошел первым, поклонился с большим достоинством. За ним — Глеб, всем видом показывая: цену себе знаю. Третьим — Митька, который, кое-как поклонившись, уставился на князя с любопытством: так вот ты каков, Димитрий Михайлович Пожарский! Последним вошел Гаврюшка, поклонился ниже прочих.

— До поры останетесь при мне, — после приветственных слов сказал князь. — А потом — как Бог даст. Ты, Иван Андреич, в ополчение уж точно не пойдешь…

И тут Гаврюшка выскочил вперед и бухнулся на колени.

— Чего тебе? — удивленно спросил князь.

— Я в ополчение хочу! Мне четырнадцать, пятнадцатый, я пригожусь! Я научусь! Я в Архангельском остроге все сумел разведать! Что мне с бабами сидеть?

— Пока будешь при мне. У меня на дворе своя стража, опытные ратники, они и поучат тебя, — пообещал князь. — А с тобой, брат Чекмай, пообедаю — и провожу тебя в дорогу. Твой Кузьма, поди, заждался.

Так и сделали.

Месяц спустя князь, уже совсем оправившись, забавлялся с Митькой шахматами. В дверь покоев поскребся истопник Федул, бывший также на посылках.

— К твоей милости новгородские люди, наш батюшка!

— Убери фигурки, Митя, — велел князь. — Кажись, настало время…

В горницу вошли Кузьма Минич и Чекмай, оба разом поклонились.

— Вижу, вы с добрыми вестями, — сказал князь.