— Бендереск — наследственный владелец Тереннона, но он не может воспользоваться его силой, не может полностью подчинить его своей воле. Не могу и я — ни одна, ни вместе с ним. Ни у меня, ни у него нет необходимых сил и знаний. Но у тебя они есть.
— Откуда ты это знаешь?
— От самого Камня! Я же говорила, что он предрек нам твой приход. Он знает своего господина. И он ждал, когда ты придешь. Он ждал тебя задолго до того, как ты родился, он ждал волшебника, который сможет повелевать им. А тот, кто сумеет заставить Тереннона отвечать на вопросы и подчинит его своей воле, станет хозяином своей судьбы. Камень сокрушит любого твоего врага, будь он смертным или существом Иного Мира. Хозяин Камня обретет все, что пожелает — ясновидение, предвидение будущего, знания, богатства, земли и такое искусство волшебства, каким можно смирить Верховного Мага! Все, что пожелаешь, великое или малое, все будет твоим — стоит лишь потребовать!
Снова смотрела она на него своими странными, сияющими глазами, и взгляд ее пронизывал его насквозь, заставляя дрожать как в ознобе. Но сквозил в ее взгляде затаенный страх, словно она нуждалась в его помощи, и лишь гордость не позволяла попросить о ней. Гед был в полном смятении. Говоря с ним, она положила ему на руку свою ладонь; прикоснулась легко, почти не-ощутимо, и на его темной, грубой ладони рука ее казалась узкой, изящной и невыразимо прекрасной. Он отвечал ей, будто защищался от обвинения:
— Серрет! Нет у меня того, что ты мне приписываешь. Даже ту небольшую силу, какую имел, я потерял по своей глупости. Я ничем не могу тебе помочь, и тебе от меня нет никакой пользы. Но одно я знаю твердо: Древние Силы Земли — это те силы, которыми человек не вправе воспользоваться. Они никогда не даются нам, разве лишь для того, чтобы нашими руками погубить и нас, и весь мир. Злые средства всегда приводят к ужасному концу. Я пришел сюда не по доброй воле, загнанный злой силой, которая желает заставить меня служить ей, но это равнозначно моей смерти. Поэтому я не могу помочь тебе.
— Отшвырнуть свою силу может лишь тот, кто приобретает взамен нечто большее, — отвечала она с улыбкой, будто считала его страхи и сомнения пустым ребячеством. — Возможно, о том, как ты попал к нам, я знаю больше тебя. Помнишь человека, что заговорил с тобой на улице Оррими? Это наш посланец, слуга Те- реннона. Когда-то он и сам был волшебником, но бросил свой жезл, чтобы служить силе более могущественной, чем любая магия. И вот ты прибыл на Осскиль и на пустоши пытался защититься от Тени своим деревянным жезлом... И мы едва спасли тебя, потому что Тварь, которая преследовала тебя, оказалась коварнее, чем мы вначале думали, и успела высосать из тебя немало сил... Понимаешь ли, с Тенью может сражаться только Тень. Поэтому выслушай меня внимательнее, Ястреб. Что тебе нужно для победы над Тенью, которая и сейчас дожидается тебя за стенами нашего замка?
— Нужно то, что невозможно узнать. Ее имя.
— Но это имя может назвать тебе Тереннон. Он знает всех рож-денных и умерших, и все формы бытия до рождения и после смерти, ему ведомо все во всех мирах — ив мире живых, что под солнцем, и в том мире, где всегда тьма. Потребуй от него — и он скажет ее имя.
А цена?
— Тебе не придется ничем платить. Говорю же, тебе он будет повиноваться и служить, как раб.
Потрясенный и измученный, Гед ничего не мог ответить ей. Она взяла в ладони его руку и смотрела прямо в глаза. Солнце потонуло в тумане, затянувшем горизонт, и весь воздух тоже стал тусклым и мглистым, но лицо ее ярко светилось гордостью и торжеством, ибо, глядя на мага, она видела, как уступает его воля, и чувствовала, что еще немного — и он подчинится ей. Тихо, очень тихо она прошептала:
— Ты будешь самым могущественным среди людей, Верховным королем, ты будешь править всем миром, а вместе с тобой — и я...
Внезапно Гед рывком поднялся и, шагнув в сторону, увидел за углом длинной стены, у самой двери, владетеля Тереннона; тот стоял и слушал, презрительно улыбаясь.
И тогда в глазах Геда прояснилось, и в голове — тоже. Он глянул сверху вниз на Серрет.
— Тьму победит лишь Свет, — сказал он, с трудом ворочая языком. — Свет, а не Тьма...