Волшебники в бегах: часть третья

Монахиня подозвала убежавшую кошку, поднялась на окружавшую обитель стену и начала ставший уже привычным неторопливый обход своих владений. Да, именно так. В эти ранние утренние часы все здесь принадлежало ей одной, и это ощущение Ильга тоже любила. Она вообще любила жить.

Семнадцатилетняя Ильга Торкильсдаттер приняла постриг только год назад, но жила в монастыре уже несколько лет. И прошлая жизнь давно казалась ей сном, в туманном мареве которого порой всплывали то лицо матери, некрасивое, но бесконечно доброе, то отца, не утратившего веселого нрава даже после того, как упавшее дерево раздробило ему левую руку до локтя. Иногда вспоминалась старшая сестра, чьи руки вечно что-то вышивали, вязали, мастерили... Но чаще прочих перед ее мысленным взором сине-стальной вспышкой мелькали глаза Тьялле — теплые, нежные, восхищенные. Тьялле, воспитанник отца, здоровенный, как лось, нескладный, обожавший таскать Ильгу на плечах даже тогда, когда она уже стала почти взрослой девушкой. Тьялле поклялся ей в любви, и это стало второй причиной, укрепившей ее в мысли уйти в монастырь. Первой же причиной были сны. Вернее, один сон, снившийся Ильге, сколько она себя помнила, и превращавший ее ночи в кошмары. Ильга надеялась, что в надежном кольце священных стен она будет в безопасности, что сон оставит ее, — но тщетно. Каждую ночь она закрывала глаза в надежде увидеть лица родных, однако вновь и вновь оказывалась среди серебристо-голубых трав.

Но Ильга не жалела о своем решении, хотя, пожелай она уйти, никто не стал бы этому препятствовать. Здесь никто не знал о ее снах и не бросал на девушку жалостливых взглядов. Здесь царили тишина, упорядоченность и спокойствие. Устав Лиаланнской обители был одним из самых мягких. Здесь никто никого не принуждал ни к труду, ни к постам, ни к молитве — хотя ни одна из монахинь не позволила бы себе валяться в постели до полудня или бездельничать. Сестрам дозволялось держать домашних животных — при условии поддержания чистоты, — навещать родных и украшать кельи изделиями рук своих. И если какая-либо из монахинь вдруг понимала, что ее призвание лежит вне стен монастыря, она была вольна в любой момент покинуть их и даже выйти замуж. Впрочем, последнее было общим для всех монастырей Торванугрима — все равно, мужских или женских. Служение вождю или своей стране является непреложным долгом каждого, но служение богу может быть только добровольным и осознанным. Правило это, сформулированное еще святым Этельредом, соблюдалось неукоснительно.

Про себя Ильга знала, что не передумает ни за что. Обладавшую мягким и покладистым нравом юную тогда еще послушницу полюбили в обители сразу же и безоговорочно, и она быстро стала помощницей сестры-ключницы. А Тьялле... Тьялле будет лучше без нее. Ильга знала, что обречена, и желала только дожить отведенный ей срок в мире.

Дарска снова потерлась о ноги хозяйки, требовательно мяукнула и внезапно вспрыгнула ей на плечи. Поерзала, путаясь в складках покрывала, потом улеглась, основательно вцепившись когтями в ткань для опоры. Не только в ткань, впрочем. Ильга ойкнула, стащила кошку с плеч и усадила ее на низкий зубец крепостной стены. В серой хмари северного утра рыжая шкурка казалась пятнышком солнечного света — но не того белесого сияния, которое должно было в скором времени пролиться на прячущуюся среди гор обитель, а южного, теплого, золотого, как материно венчальное кольцо, — света, который Ильга никогда не видела и знала, что уже не увидит. Девушка повернулась лицом к востоку и, как всегда, приветствовала поднимающееся за облаками солнце. Вскоре ее ушей достиг негромкий, деликатный перезвон колоколов. В обители начинался новый день.

Ильга подозвала кошку и принялась спускаться со стены. Поправляя сбившееся покрывало, она обнаружила, что Дарска все же ухитрилась продрать его плотную ткань когтями. Пришлось спешно возвращаться в келью и исправлять положение. Девушка вынужденно пропустила первую трапезу — впрочем, есть все равно не хотелось — и едва не опоздала на утреннюю службу. Когда она, чуть запыхавшись, входила в храм, преподобная мать-настоятельница уже начала молитву. Ильга осторожно вплела свой голос в общий хор сестер.