Волшебники в бегах: часть третья

После службы монахини разошлись по своим делам. Девушка заглянула на задний двор, поздоровалась с коловшей дрова сестрой Сорчей — немолодой, но обладавшей поистине могучим телосложением и здоровьем женщиной, добровольно взвалившей на себя самую тяжелую работу, которая обычно почиталась мужской. Улыбнувшись проскользнувшей мимо пухленькой послушнице, с неимоверно важным видом тащившей полное ведро воды, Ильга направилась к воротам. Хоть в монастыре и редко бывали гости, такое все же случалось, поэтому у ворот почти неустанно дежурила сестра-ключница. Но сейчас она была прикована к постели из-за разболевшейся спины, и ее обязанности исполняла Ильга. Сидеть целыми днями в каморке, бессмысленно пялясь в крошечное окошко, было глупо, и девушка попутно занималась требующей починки одеждой, коей за последнее время накопилось достаточно много. Ну и, разумеется, помогала занемогшей сестре. Ильга как раз взяла в руки первое одеяние, кое-где разошедшееся по шву, когда раздался стук дверного молотка.

Монахиня сняла засов врезанной в ворота калитки, распахнула ее и очутилась лицом к лицу с рыжекосой девчонкой чуть старше ее самой, одетой в скромное, хотя и не бедное платье и пропыленную теплую накидку. Девчонка прижала руки к груди и очень серьезно проговорила:

— Моя госпожа... благородная дама Эрмелла из Катены приветствует вас, сестра, и смиренно умоляет позволить ей укрыться за стенами монастыря.

Только тут Ильга перевела взгляд на вторую путешественницу, чей наряд была столь же скромен, сколько и наряд ее спутницы, хотя и пошит из более дорогого материала. Лицо незнакомки — бледное и очень красивое — казалось странным и немного пугающим. Ильга даже украдкой сложила пальцы в отвращающий зло знак. Во взгляде рыжеволосой читались страх и усталость, глаза ее госпожи были закрыты, словно она спала на ходу. Впрочем, возможно, так оно и было, ведь путешествие по холодному горному краю наверняка отняло у нее немало сил. Ильга устыдилась своей неприветливости.

— Входите, — сказала она, отступая на шаг. — И да оставят вас тревоги и заботы мирские. Здесь вы найдете покой и приют. Есть ли что-нибудь, в чем вы нуждаетесь безотлагательно, госпожа?

Полуопущенные ресницы дрогнули, но женщина промолчала. Вместе нее ответила рыжеволосая:

— Моя леди поклялась до конца своих дней не произносить ни слова. Пожалуйста, обращайтесь ко мне, сестра. Меня зовут Гвендолин.

— Прошу прощения, — наклонила голову монахиня. — Я сестра Ильга, помощница сестры-ключницы. Я провожу вас в странноприимные покои и уведомлю настоятельницу о вашем прибытии.

Линн решила, что если когда-нибудь ее посетит желание бросить мир ко всем лешакам и податься в монастырь, она выберет именно этот. Не то чтобы девушка была такой уж религиозной — а вернее сказать, ее обращение к богам ограничивалось эмоциональными восклицаниями, — но кто знает, что будет лет через тридцать? Так далеко она обычно не заглядывала, но о своем будущем порой задумывалась. Не вечно же ей Лориссе прически сооружать. О том же, чтобы выйти замуж, Линн чаще всего размышляла не иначе как с горькой усмешкой. С сомнительным происхождением и невзрачной внешностью ей светил союз разве что с крестьянином или в лучшем случае городским ремесленником — а это ее честолюбивую натуру никогда не устраивало. Девятнадцатилетняя Линн хотела большего, нежели снова впрячься в памятное по детским годам ярмо. Слишком хорошо она помнила свою мать, в тридцать с небольшим выглядевшую на все шестьдесят, измотанную непосильным трудом и ежегодными родами. Неудивительно, что у нее не хватало любви на всех детей — ведь их было так много... Нет, не для этого Линн очертя голову бросилась навстречу неизвестности по первому зову. Но рассчитывать, что к ней посватается какой-нибудь мелкопоместный лорд, впечатленный скромностью, невинностью и уживчивым характером, девушке мешала врожденная практичность. И чувство юмора. Ладно, будь что будет...

Надо же, она столько лет не вспоминала о родных, а теперь вот, на другом конце света, вспомнила... Стыдно ей, что ли? Чушь, отец с матерью только рады были продать ее первой встречной за десяток монет, а если б даже Линн осталась, никому от этого лучше не сделалось бы. Еще и попрекали бы за дурацкое упрямство.

Да что же с ней такое?! Совесть проснулась? К лешакам совесть, от нее одни... ну не неприятности, но не ко времени она решила о себе напомнить, это точно. Н-да, лучше по сторонам глазеть, хоть и осторожно, чтобы не оскорбить сестер. Ох уж эта ее природная любознательность... А если подумать, что ей остается делать? Обо всякой магической зауми пускай у Тайриэла голова болит, это его хлеб. И его затея, кстати, вот пусть и расхлебывает. В ее же силах попытаться переубедить Лориссу — этим она и займется... как только найдет колдунью. Хорошо, что у самой Линн нет ни малейших способностей к магии, — от них-то и впрямь одни беды. Вот Тайриэл, например, весь из себя могущественный чародей, и куда его это могущество привело? Правильно, в женский монастырь!