Волшебный жезл

— Да понимаешь ли ты, Станислав Иваныч, — вмешался он в наш разговор, — что Покоритель не простой бычок: такого животного в совхозе еще не было. Ой, смотри, Станислав Иваныч! Я бы на твоем месте рисковать Покорителем не стал.

Вышел я из конторы и не знаю, что делать: так на меня нажали, что стал я колебаться.

Пошел в лагерь. Покоритель стоит в своей клетке — могучий, серебристый красавец. Я выпустил его из клетки на подмерзшую, чуть припорошенную инеем землю. Он сразу стал прыгать, резвиться — веселый, сильный.

«А вдруг, — думаю, — и правда с ним что-нибудь случится? Как можно все предвидеть? А мои противники только и ждут этого».

Человек я настойчивый. Угроз и запугиваний не боюсь. Если в чем уверен, действую до конца. Но тут случилось, что единственный раз в жизни я не устоял и поступил так, как считал неправильным.

Покорителя перевели в прежний теплый телятник. Случаев суставолома у нас уже некоторое время не было, об этом можно было не беспокоиться. Тревожило другое: там было слишком тепло и сыро, а когда открывали с улицы двери, в жаркое помещение врывалась струя холодного воздуха. Как бы не застудили бычка!

Проверив, нет ли в телятнике сквозняков, и отдав все нужные распоряжения, я поздно вечером ушел домой.

Но тревога за Покорителя не покидала меня и дома. Плохо чувствует себя человек, когда знает, что поступил неправильно. Всю ночь мучила совесть: не должен был я уступать, раз уверен, что выращивание в холодных условиях полезнее. Не должен я был соглашаться перевести Покорителя в теплый телятник. Нет, не должен я был этого делать.

Просыпаюсь я всегда рано, а в это утро проснулся раньше обычного. Была еще ночь, но мне уже не спалось. Взял я фонарь и вышел на улицу.

Выпал снег. Дул пронизывающий, ледяной ветер.

Прежде чем начать свой ежедневный обход скотных дворов, зашел я в телятник навестить Покорителя.

В телятнике было очень жарко — дежурная телятница дров не пожалела. Покоритель спал спокойно. Постоял я возле него некоторое время, любуясь его красотой. В это время телятница вышла на двор, и в тот момент, когда она открыла дверь на улицу, возник легкий, чуть заметный сквозняк. «Вот она где, причина простуды», — подумал я с тревогой, и сразу мне показалось, что в дыхании бычка слышится гулкий хрип.

Я наклонился, прислушался — нет, ничего подозрительного. Значит, это мне показалось.

Бычок пошевелился, поднял голову, открыл глаза.

Я погладил его гладкую серебристую шерстку.

Он смотрел на меня как будто невесело, как будто сквозь густую туманную пелену. «Тьфу, черт, — выругался я про себя, — чего это я себя запугиваю? Бычок спокойно лежит, дыхание чистое, глаза ясные, а мне уж черт знает что кажется!» — Проведя еще раз рукой по его теплой шерстке, я ушел из телятника.

Прошел день, другой, третий. Бычок был здоров, но меня все время не покидала тревога, и каждый раз, проходя мимо телятника, я снова и снова навещал Покорителя.

На четвертый день, рано утром, когда я еще пил чай, ко мне прибежала Таисия Алексеевна.

— Станислав Иваныч, — волнуясь, заговорила она, — Покоритель, кажется, заболел.

Я, как услышал это, не помню, как и из дому выскочил. Значит, не зря все эти дни мучила меня тревога: простудили-таки бычка!

По дороге в телятник я забежал за ветеринаром. Он еще был в постели и, услышав, что заболел Покоритель, бросил с нескрываемым злорадством:

— Я предупреждал вас, милейший, что ваши «эксперименты» до добра не доведут. Я писал об этом начальству, областным организациям, в наркомат. Теперь я умываю руки.

С первого же взгляда на бычка видно было, что он болен. Он лежал в своей клетке скучный, часто кашлял, дышал с хрипом и от еды отказывался.

Пришел Варварин.

— Вот вам и выращивание в холодных условиях! — сказал он грустно.

Я не мог сейчас спорить с ним и доказывать, что холодные условия тут ни при чем, что если бы мы не переводили Покорителя в теплый телятник, то он был бы так же здоров, как и другие телята, выращенные на холоде. Было не до того.

— Прежде всего, — сказал я, — надо немедленно бычка увезти отсюда.

— Опять на холод? — спросил Варварин с усмешкой.

— Куда угодно, только не оставлять его здесь, в этой жаре, в этих сырых стенах, с этими сквозняками!

Директор совхоза, как только услышал о болезни бычка, сразу же утром велел запрячь лошадь и укатил в город, чтобы не нести ответственности и, в случае чего, сказать, что бычка уморили в его отсутствие.

Начальник политотдела хмуро шагал рядом со мной. Мы обошли все помещения совхоза и остановили свой выбор на маленькой чистой, сухой и теплой комнате возле аптеки. Покорителя перевели туда.

Днем зашел ветеринар, нехотя приставил к груди животного трубку, послушал сердце, измерил температуру.