Volume IX: The Age of Voltaire

В мае 1767 года Вольтер вернулся к атаке более энергично в работе из 105 страниц "Важный экзамен милорда Болингброка"; здесь он вложил свои аргументы в уста умершего англичанина, но Болингброк, вероятно, согласился бы с таким навязыванием. В том же году Вольтер опубликовал "L'lngénu", восхитительную 100-страничную историю о невероятно добродетельном индейце-гуроне, привезенном во Францию из Америки и сбитом с толку европейскими обычаями и христианской теологией. В 1769 году выходит Le Cri des nations - призыв к католической Европе сбросить мнимый суверенитет папы над королями и государствами. В том же году он снова выступил с тщательной, но страстной "Историей Парламента", осудив этот орган как заговор янсенистских реакционеров. А в 1770-72 гг. он выпустил девять томов "Вопросов к Энциклопедии" (Questions sur l'Encyclopédie) - смеси статей, представляющих собой еще одну энциклопедию одного человека, еще более остро антикатолическую, чем "Портатив".

Обычно он маскировал свои публикации обманчивыми названиями: Гомилия о толковании Ветхого Завета, Послание к римлянам, Проповеди преподобного Жака Россетеса, Гомилия пастора Борна, Советы отцам семейств. Образованная публика Франции догадывалась, что их написал Вольтер, ведь он не умел маскировать свой стиль, но никто этого не доказал. Об этой захватывающей игре заговорили в Париже и Женеве, ее отголоски слышали в Лондоне, Амстердаме, Берлине, даже в Вене. Никогда в истории писатель не играл в такие прятки с такими сильными врагами и с таким успехом. Сотня оппонентов пыталась ответить ему; он опровергал их всех, давая отпор грубо, иногда грубо или несправедливо; это была война. И он наслаждался ею. В пылу сражения он забывал о смерти.

Действительно, на него, который после Лиссабонского землетрясения и "Кандида", казалось, советовал сдаваться перед жизненными пороками как перед непобедимыми, снизошел странный новый оптимизм. Он мечтал о победе "философии" над Церковью, укорененной в нуждах народа. Если двенадцать безграмотных рыбаков основали христианство, то почему двенадцать философов не могут избавить его от догм и инквизиции? "Живите счастливо и сокрушите младенца", - писал он одному из "братьев" и заверял их: "Мы сокрушим его!"87 Разве не были на его стороне открыто или тайно король, императрица, королевская любовница и многие другие видные деятели? Он обхаживал двор, нападая на Парижский парламент; он пользовался благосклонностью госпожи де Помпадур, а позже госпожи дю Барри; он даже надеялся на попустительство Людовика XV. В 1767 году он писал д'Алемберу: "Давайте благословим эту счастливую революцию, которая произошла в умах всех честных людей за последние пятнадцать-двадцать лет; она превзошла мои надежды".88 Разве он не предсказывал ее? Разве не писал он Гельветию в 1760 году: "В этом веке начинается триумф разума"?89

VII. РЕЛИГИЯ И РАЗУМ

Он не был настолько прост, чтобы вообразить, будто религия была изобретена священниками. Напротив, он писал в "Философском словаре":

Идея бога проистекает из чувств и той естественной логики, которая с возрастом раскрывается даже в самых грубых людях. Удивительные эффекты природы наблюдались - урожаи и бесплодие, хорошая погода и бури, блага и бедствия; и чувствовалась рука [сверхъестественного] хозяина.... Первые государи в свое время использовали эти представления для укрепления своей власти.90

Каждая группа выделяла одну из сверхъестественных сил в качестве своего божества-покровителя, воздавала ему поклонение и приносила жертвы в надежде, что он защитит группу от власти и богов других групп. Жрецы были порождены этими верованиями, но интерпретации и ритуалы были делом рук самих жрецов. Со временем жрецы стали играть на человеческом страхе, чтобы расширить свою власть. Они совершали всевозможные злодеяния, доходящие в конце концов до убийства "еретиков", убийства целых групп людей и почти уничтожения наций. Вольтер заключил: "Я ненавидел священников, ненавижу их и буду ненавидеть до Судного дня".91

Он нашел много того, что мог принять в нехристианских религиях, особенно в конфуцианстве (которое не было религией); но очень малое в христианском богословии его устраивало. "У меня двести томов на эту тему, и, что еще хуже, я их прочитал. Это похоже на обход приюта для умалишенных".92 Он мало что добавил к прежней библейской критике; его задачей было распространить ее, и эффект от этого до сих пор с нами. С большей дерзостью, чем большинство его предшественников, он снова и снова подчеркивал нелепость Ноева потопа, перехода через Красное море, убийства невинных и т. д.; он не уставал обличать историю и теорию "первородного греха". Он с негодованием цитировал изречение святого Августина: "Католическая вера учит, что все люди рождаются настолько виновными, что даже младенцы, не получив возрождения в Иисусе, непременно прокляты после смерти".93(Сейчас нам сообщают, что такие младенцы попадают в приятное теплое место под названием Лимбо, соседствующее с адом).