Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Одно мгновение. Меньше, чем нужно, чтобы сосчитать до одного. Я понял сразу же, почувствовав, как тело Билли напряглось и оттолкнуло меня. «Нет», – сказали его глаза. «Нет», – расстояние между нами увеличилось. «Нет», – неловкий поворот его плеча и последний взгляд, последнее неуловимое качание головой. Затем он полностью отвернулся, и я посмотрел ему вслед, и мы оба одновременно увидели Генри – она стояла ошеломленная, разинув рот, опешивши, охнув. В ее облике было нечто, заставившее меня подумать о беспомощности на лицах тех людей, давным-давно, когда я показал им палицу Руа Канапу из зеленого камня, и они поняли, что он мертв.

Но это была всего лишь глупая ошибка. Моя глупая ошибка. Я выпрямился и поднял руку, чтобы помахать подруге, и начал двигаться в ее сторону, но, поняв мои намерения, она тут же исчезла.

Тогда Билли повернулся обратно ко мне – его лицо было искажено от ярости.

– Стой, Хеми. Хватит!

И тоже исчез, вслед за Генри.

* * *

Когда Билли вернулся – раньше, чем я думал, я окончательно утонул в бутылке. Он перешел на противоположную сторону комнаты и присоединился к хорошо надравшейся группе, которая время от времени разражалась бурными возгласами. На меня он не посмотрел.

Подошел мистер Антробус, и я попытался сделать вид, что вежлив и разумен, как обычно, но у меня ничего не вышло.

– Кажется, вам не по себе, мистер Понеке. Могу ли я как-то помочь?

Конечно, мистер Антробус был не в силах мне помочь. Я попытался сказать ему, что просто пьян, но мое опьянение помешало, и я обнаружил, что рассказываю ему, как неуместно повел себя из-за того, что был пьян, и обидел своих друзей. Он решил, что я имел в виду, что я заигрывал с Генри, поскольку, как и все остальные, разглядел ее истинную личину, и попытался поднять мне настроение, поделившись рассказами о собственном конфузе, вызванном назойливым заигрыванием с дамами. Это ничуть меня не утешило. Я признал, что меня больше всего волновало то, что я обидел свою лучшую подругу, а также своего самого близкого друга, и не знал, что сделать, чтобы загладить вину перед ними обоими. Я знал, что Генри простит. Если я все объясню, она поймет, она же такая великодушная. Коль скоро я не встревал между ней и Билли – думаю, она понимала, что к этому было мало возможностей, учитывая, что я был совершенно не того пола. Но Билли? Как поступит он, я не знал, а перспектива будущего без него была мрачной и безрадостной.

– Ступайте, поговорите со своими друзьями. – Мистер Антробус попытался поднять меня из моего сутулого положения. – Все это просто недоразумение. И утром вам всем будет из-за этого неловко.

– Да, да, любезный мистер Антробус. Разумеется, вы правы. Я всегда знал, что вы правы.

– Мне пора домой, Джеймс. Идите, поговорите с друзьями. Все будет хорошо. – Он слегка поклонился и ушел.

Меня захлестывали волны стыда. Стыда не за то, что я показал друзьям свою истинную природу, хотя это было по-своему унизительно, а за то, что я предал их обоих, попытавшись встрять между ними. Мне было стыдно, что я мог нарушить гармонию между ними, зная, как жестоко мир с ними обошелся и как много для них значило то, что они нашли друг друга. Именно это я и решил немедленно сказать Билли.

Но у Билли тоже было что сказать.

– Хеми, ты, тварь маорийская! – заорал он, когда я оказался перед ним. – Генри нигде нет. Даже найти ее не могу. И это ты виноват, педик несчастный!

– Мне очень жаль, Билли. Я потерял всякое чувство меры и правила приличия. Прости меня, позволь мне объяснить. Давай вместе найдем Генри.

– Нет. Она ушла. Сказала оставить ее в покое. Сказала мне убираться прочь на мои проклятые корабли и что между нами все кончено. Думаю, Хеми, думаю, она считает, что это то, чего я хотел. В конце концов, я запал на нее, когда она была в брюках.

Тогда я попытался произнести речь, но мы оба были слишком невосприимчивы, чтобы правильно понять друг друга. Билли поднял палец и несколько раз ткнул меня в грудь.

– Держись от меня подальше, Джимми-Джеймс. Я знаю, кто ты такой. Всегда это подозревал. Мне было плевать, но тут тебе взбрело в голову взять и все испортить, а? Испортить для нас всех. Где моя девушка? – Билли развернулся и кинулся к двери, и я подумал, что ему нельзя быть в одиночку, ни ему, ни Генри нельзя ходить по улицам в одиночку в таком состоянии.

Но потом мои друзья Эрни с Эсмерельдой взяли меня за руку, и я последовал за ними, чтобы сесть рядом и выслушать. Это был их праздник. Это было их прощание. Они были добры ко мне, были добры ко всем, с кем сталкивались по жизни, а я весь вечер ими пренебрегал. Я сказал, что я буду скучать по ним, что они были самыми успешными, независимыми людьми нашего рода занятий и в целом мире вообще, и пожелал самому себе и своим друзьям такой же размеренной жизни, как у них. А потом я пал духом.

– Не плачь, Перчик, – сказала Эсме, поглаживая меня по лбу. – Ты должен быть сильным. Как же мы уедем из Лондона, если будем беспокоиться о тебе? Пообещай нам, что позаботишься о себе.