Воображаемые жизни (с иллюстрациями)

умеет запечатлеть для вечности личность в одной ей присущих чертах на фоне ее сравнения с идеалом. Он живо описывает глаза, нос, ноги, мимику своей модели, но он не умеет

оживить всю фигуру в целом. Старик же Хокусай хорошо видел, на что следует обратить внимание, как на характер-ность, а что является более общим. У Обри не было такого

дара.

Если бы книга Босуэлла состояла из десяти страниц, она

была бы давно ожидаемым произведением искусства. Сущность

доктора Джонсона состоит из общих мест и притом самых

вульгарных; описанных со своеобразной грубостью, на которую

Босуэлл был способен, и это придает ей в своем роде уникальное

качество. Эта грузная пропись сродни сочинениям этого же ав-тора, и из нее можно бы извлечь одно Scientia Johnsoniana 3 с со-ответственным акцентом. Босуэллу не хватало ни смелости, ни чутья сделать такую выборку.

Искусство биографа состоит именно в выборе. Ему нечего

заботиться о правде; он должен творить из хаоса человеческих черт. Лейбниц говорит, что, создавая мир, Бог выбрал

1 Уильям Гарвей — английский медик и анатом XVI–XVII вв., основоположник физиологии и эмбриологии.

2 Ганс Гольбейн — один из величайших немецких художников

XVI в.

3 Scientia Johnsoniana — «Знание о Джонсоне» ( лат. ).

xxxii

лучшую из возможностей. Биограф, как низшее божество, умеет выбирать из человеческих возможностей единствен-ную характерную. Он не должен ошибаться в искусстве, как

Бог не ошибается в своем милосердии. Необходимо, чтобы

прозрения обоих были непогрешимы. Терпеливые демиурги1

собрали для биографа мысли, чувства, события. Их работа

содержится в хрониках, мемуарах, письмах, заметках. Из

этого грубого материала биограф выбирает то, из чего может создать образ, не похожий ни на один другой. Нет нуж-ды, чтобы он совпадал с тем, который в свое время был создан

Всевышним, главное, чтобы он был неповторимым, как и лю-бое из творений.

К несчастью, биографы обычно думали, что они историки.

Этим они лишили нас восхитительных портретов. Они пола-гали, что нас может интересовать только жизнь великих людей.Искусству чужды эти соображения. В глазах художника портрет Неизвестного, писанный Кранахом, имеет такое же значение, как и портрет Эразма2. Ведь не из-за имени Эразма эта

картина неподражаема. Искусство биографа — придать жизни бедного актера такую же ценность, что свойственна жизни

Шекспира. Лишь низкий инстинкт заставляет нас с удоволь-ствием отмечать узость грудной клетки в бюсте Александра

или прядь на лбу Наполеона... Мы ничего не знаем о Моне Лизе