Воображаемые жизни (с иллюстрациями)

платье. Настоятель нарек его братом Арриго.

На клиросе2, во время ночной службы, он касался руками

голых плит, которые были холодны, как и он сам. Бешенство

сжимало ему горло, когда он думал о богатстве отца, и ему казалось, море скорее высохнет, чем тот умрет. Он чувствовал себя

настолько обездоленным, что минутами ему хотелось стать по-следним из слуг на кухне. «Вот к этому, — думал он, — и стоит стремиться в жизни».

Порой его охватывала безумная гордыня. «Будь я огнем, —

думал он, — я испепелил бы весь свет!3 Будь я ветром, я про-несся бы над ним ураганом! Будь я водой, я обрушился бы на

него потопом! Будь я Богом, я низринул бы его в бездну! Будь я

Папой, и не было бы мира под солнцем. Будь я Императором, я рубил бы головы без счета. Будь я смертью, и я пришел бы за

моим отцом… Будь я Чекко… на это и вся моя надежда»… Однако он был братом Арриго.

1 Вечный жид — персонаж Нового Завета, обреченный ски-таться по земле до Второго пришествия Христа. Обычно извес-тен под именем Агасфер. Имя Ботадео ( ит. Botadeo), скорее всего

происходит от глагола batuere ( среднев. лат. «бить», «ударять») и

слова deus ( лат. «бог»).

2 Клирос ( греч. kliros — «выделенное место») — место в церкви, на котором во время богослужения находятся певчие и чтецы.

3 Известно стихотворение Анджольери, начинающееся строч-кой «S’io fossi fuoco in arderei lo mondo» (Если бы я был огнем, я

бы сжег мир).

93

Вскоре им овладела старая зависть. Добыв список песен, посвященных Беатриче, он терпеливо сравнивал их со стиха-ми, написанными им Беккине. Один бродячий монах сообщил

ему, что Данте отзывался о нем с презрением, и он стал искать

случая отомстить. Превосходство сонетов к Беккине казалось

ему очевидным. Песни к Биче (Данте в них называет ее обыч-ным уменьшительным именем) — отвлеченны и бледны, его

же — полны силы и красок.

Для начала он послал Данте оскорбительное стихотворение. Потом задумал донести на него королю Карлу, графу

Прованса1. Однако в конечном счете никто не обращал внимания ни на его стихи, ни на его письма; он оказался себе ник-чемным.

Наконец, он устал питать ненависть бездействием, тогда

он сбросил рясу, напялил опять свою рубаху без застежек, изношенный камзол, промытую дождями шляпу и снова

стал перебиваться при помощи набожных Братьев, рабо-тавших в пользу Черных. Его ожидала большая радость —

Данте был изгнан2. Во Флоренции оставались одни темные