Воображала

— Все в порядке? — спросила я. Она молча кивнула. Я увидела, что вниз по лестнице спускается Кассий. Он нес наши чемоданы, вид у него был мрачный. Кассий оставался во дворце, и Аэций взял его под свою личную защиту. Я не хотела ему зла, и все же всякий раз, когда я смотрела на него, я вспоминала с какой легкостью его оружие принесло смерть Домициану.

Кассий стал мрачным, нелюдимым, и я редко видела его. Теперь я не знала, как говорить с ним, убийцей мужа моей сестры, но я не хотела сделать ему больно. Он ведь ничего подобного не желал. Передо мной был рано повзрослевший мальчишка, растерявший свою веселую наглость и злость.

Кассий погрузил наши чемоданы в багажник, и мы сели на заднее сиденье. Я велела водителю ехать и надолго замолчала. Я сидела между двумя детьми военного времени, обоих война покалечила, но совершенно непохожим образом. Ретика осталась сиротой, загнанным в угол ребенком, Кассий же повзрослел, столкнувшись со смертью с другой стороны.

Стоило бы чувствовать злость на Аэция, который фактически обрек меня быть нянькой для двух подростков, но мне отчего-то было приятно.

Мы ехали сквозь городскую ночь, которая скрыла перемены. Силуэт города весь в огнях фонарей и окон не изменился, и я наслаждалась ощущением ожившего прошлого.

Дети смотрели в окна, с жадностью ловили взглядами улицы и площади, которые мы проезжали. Я знала, что движет ими — радостное ожидание путешествия. Я и сама когда-то безумно любила эту дорогу сквозь ветер и ночь в другой город, в другую погоду, в другой мир.

Мы приехали в аэропорт, наполненный светом и белизной, как больница, за полчаса до отлета. Кассий, увидев очередь, выругался, и в этой ругани был весь его былой задор. Так я поняла, что он не изменился до неузнаваемости, просто вырос.

— И чего им дома не сидится? — спросил он. — Отличная зима! Сидите дома! Эй, вы, чего это вы в отпуск намылились? А работать будет кто?

Ретика засмеялась, потом прижала кулак к губам. Я дернула Кассия за рукав.

— Что ты себе позволяешь?

— Критику нравов, — ответил он с усмешкой. Тогда я даже немного пожалела, что Кассий не изменился. Все такой же наглый мальчишка.

— Нам не придется стоять в этой очереди, — тихо сказала я. — Мы идем в дипломатический зал.

— Да, но это не значит, что я не зол!

— Кассий!

Ретика снова засмеялась.

— Ретика!

Я вздохнула. Без сомнения, мне было еще рано становиться матерью.

— За мной, пожалуйста.

Мы предъявили билеты, и я думала, что как и раньше нас просто пустят в зал, но, совершенно неожиданно, нас обыскали. Меня, императрицу этой страны, обыскивали, как рядового пассажира.

— Это новые порядки? — спросила я. Крепкая, темноволосая женщина, работница службы безопасности, ответила мне с каким-то стыдом.

— Прошу прощения, моя госпожа. Предполетный досмотр обязателен для всех групп граждан, даже для императрицы и ее сопровождающих. Такие теперь порядки.

— Что за глупости?

— Прошу прощения, — повторила она. — Мы обязаны соблюдать регламент.

Тогда я и ощутила, как изменилась жизнь. Не облик города, не население, сами законы менялись.

Мы оказались в дипломатическом зале, хорошо знакомом мне небольшом и комфортабельном помещении с ресторанчиком, парой дорогих магазинов с ювелирными изделиями и парфюмерией, и огромными окнами, впускающими внутрь ночь. За прозрачными мембранами окон я видела махины самолетов, такие непередаваемо большие, по-прежнему заставлявшие меня быть маленькой девочкой перед этими великими машинами.

Гигантские крылья, подсвеченные прожекторами, казались совершенно неспособными к полету, и я каждый раз удивлялась, когда самолет взмывал в воздух. Ретика подбежала к огромному окну, уткнулась к него носом, рассматривая самолеты с удивлением и радостью. Прежде она их, наверное, так близко не видела. Ретика была похожа на героиню сказки, удивлявшуюся, попав в мир гигантских вещей.

Мы были в зале единственными ожидающими. Работники сновали туда и обратно, стремясь предложить нам чай, кофе или закуски. Я вежливо отказалась от кофе и попросила мятный чай. Теперь, окончательно признав свое положение, я должна была заботиться о маленьком существе, живущем внутри меня.

Кассий предпочел черный кофе без сахара — напиток занятых людей, не обращающих внимание на вкус и подростков, желающих таковыми показаться. Ретика попросила принести закуску с трюфелем и, когда ей принесли хлебцы с трюфельным маслом, с раздражением уставилась на них.

— Выглядит ужасно.

— На вкус намного приятнее, чем выглядит, — сказала я. Зал был небольшой, но длинный, и свет был включен только в нашем конце, так что примерно половина помещения тонула в полумраке. Я помнила дни, когда этот зал был переполнен людьми. Моя семья, наши друзья, сенаторы. Призраки множества людей мгновенно возникли перед моим мысленным взором. Они смеялись, обменивались остроумными репликами, заказывали воду с лимоном и паштет из гусиной печени, а мы с сестрой ковыряли ложками в мятном мороженом за столиком неподалеку.