За последние пару месяцев я подзабыл, какой Уорнер бывает, когда ее нет рядом. Теперь он мне это напомнил, с лихвой. Даже, я бы сказал, чересчур. С меня хватит. Точно больше не забуду, что Уорнер – вовсе не весельчак, с которым приятно тусить. У парня в теле такое напряжение, что это почти заразно.
И вот целых семь часов я его не трогаю.
Незаметно кидаю на него взгляд. Мне интересно, как он так смирно сидит – вытянувшись в струнку, – целых семь часов кряду. Как можно не потянуться даже один разочек? Почему он не ходит в уборную? Куда у него все девается?
Впрочем, он выглядит уже гораздо более похожим на себя прежнего – единственная уступка с его стороны. Сэм была права: Уорнер принял душ. Можно подумать, на свидание собрался, а не людей мочить (спасать). Очевидно, хочет произвести впечатление.
На нем опять обноски Хайдера: бледно-зеленый блейзер и аналогичные по цвету штаны. Черные ботинки. Шмотки выбирал Хайдер, так что блейзер – не просто блейзер. Кто бы сомневался! Ни лацканов, ни пуговиц. Скроен какими-то острыми углами, из-за чего Уорнер весь нараспашку, демонстрирует футболку – простую, белую, с треугольным вырезом, которая обнажает грудь настолько, что мне не очень комфортно на него смотреть. И все равно выглядит прилично. Чуть нервный, но в целом…
– Ты слишком громко думаешь, – сообщает Уорнер, не отрывая взгляд от иллюминатора.
– Кошмар-то какой, приношу свои извинения, – язвлю я, прикидываясь, будто потрясен. – Я бы прикрутил громкость, да только, чтобы отключить мозг, придется отдать концы.
– Эту проблему легко устранить, – ворчит Уорнер.
– Да, слышал.
– Я и хотел, чтобы ты услышал.
– Эй! – До меня вдруг кое-что дошло. – Тебе не кажется, что это похоже на дежавю?
– Не кажется.
– Нет, я серьезно. Какова вероятность, что мы втроем отправились бы в подобное путешествие? Хотя, когда мы все отправились в подобное путешествие в прошлый раз, нас в итоге расстреляли с неба, так что… не хочется пережить такое еще раз. К тому же Джей здесь нет. И вообще… – Я колеблюсь. – Ладно, наверное, я не до конца понимаю смысл выражения «дежавю».
– Из французского, – скучающе замечает Уорнер. – Буквально означает «уже виденное».
– Стой, ну тогда я понимаю его смысл.
– Удивительно, что ты вообще понимаешь хоть какой-то смысл.
Из кабины вдруг доносится голос Назиры, и у меня пропадает шанс отбиться.
– Эй, – зовет она. – Вы, парни, снова поладили?
Слышится знакомый металлический щелчок, потом лязг – звук, который означает, что Назира отстегнула ремень. Она периодически ставит самолет на круиз-контроль (или как там это называется) и перебирается ко мне. С последнего такого перерыва прошло уже по крайней мере полчаса, и я соскучился.
Назира сворачивается калачиком в кресле напротив. Я широко ей улыбаюсь.
– Я рада, что вы двое наконец-то разговариваете, – признается она, вздыхая. – Молчание меня угнетало.
Моя улыбка гаснет.
Уорнер заметно мрачнеет.
– Послушай, – обращается Назира к Уорнеру. – Я знаю, все происходящее ужасно – ужасна сама причина, из-за которой мы летим на этом самолете, – но прекращай себя так вести. Нам осталось лететь минут тридцать, а значит, мы вот-вот покинем самолет, все вместе, ради грандиозной цели. Надо быть заодно. Надо друг другу доверять и работать сообща. Если не справимся или если ты будешь саботировать, кончится тем, что мы все потеряем. – Уорнер молчит, и Назира снова вздыхает. – Мне все равно, что там себе думает Нурия, – признается она, смягчая тон. – Эллу мы не потеряем.
– Ты не понимаешь, – тихо говорит Уорнер, не глядя на нас. – Я уже ее потерял.
– Вовсе нет, – с нажимом убеждает Назира. – Элла может быть жива. У нас есть шанс все исправить.
– Она изменилась еще до того, как ее забрали, – качает головой Уорнер. – Изменилось что-то у нее внутри, и я не понимаю, что именно. Я это почувствовал. Я всегда мог ее чувствовать – всегда мог ощущать ее энергетику – и точно говорю: Джей уже не та. Эммелина что-то с ней сделала, изменила что-то внутри. Я не имею ни малейшего представления, какой она будет, когда я снова ее увижу. Если вообще увижу. – Он вглядывается в иллюминатор. – Я лечу за ней, потому что других вариантов нет. Это единственный способ идти вперед.
И тут, даже понимая, как из-за этого взбесится Уорнер, я заявляю Назире:
– Уорнер и Джей помолвлены.
– Что? – Назира замирает. Глаза становятся как два блюдца. Даже больше. Больше, чем этот самолет. Такие большие, что могут вобрать в себя небо. – Когда? Как? Почему мне никто не сообщил?
– Я сказал тебе по секрету, – резко замечает Уорнер, кидая на меня взгляд.
– Знаю. – Я пожимаю плечами. – Однако Назира права: мы теперь команда. Нравится тебе или нет, надо высказывать все честно и открыто.
– Открыто, говоришь? А как же ваши с Назирой отношения, о которых вы ни разу не удосужились упомянуть?
– Эй, – начинаю я. – Я собирался те…
– Постойте.