Оригинальную музыку написал прекрасный питерский композитор Митя Гольцман, но также я использовал музыкальную композицию Андрея «Фиги» Кондратьева (ансамбль «Сказы Леса») для эпизода с вечеринкой и фрагмент из музыки тридцатых-сороковых годов. Но одним из главных музыкальных решений в фильме для меня стала сюита Баха «Воздух» (BWV 1068, 1731) в исполнении бразильского музыкального коллектива «Uakti». История жизни Хармса трагична, и одной из самых сложных задач для меня было найти такую центральную музыкальную основу, которая при всей драматичности происходящего была бы наполнена светом. Но с Бахом были сомнения. С одной стороны, это любимый композитор Даниил Ивановича, что неудивительно, ведь Хармс был ярким германофилом. С другой стороны, Бах совсем нередко используется в кино, и можно сказать, что решение отчасти заезженное. И после выхода фильма я слышал претензии в свой адрес про использование Баха, но до сих пор не жалею о принятом решении.
Еще в момент написания заявки я понял, что на озвучение фильма хочу пригласить Сергея Симоновича Дрейдена. Не знаю, как это сложилось в моей голове. Наверное, это сложилось не в голове, а в сердце. Сергей Симонович – потрясающий и глубокий актер, с богатым внутренним миром, с тонким чувством жизни. Его тембр голоса, хрипотца, интонация, ритмика, самобытность – придали текстам Хармса именно то трогательное ощущение, которое я искал.
С Сергеем Симоновичем мы договорились встретиться перед записью на студии, и пока вместе шли, было немного времени поговорить. Работа с актером на озвучании для меня все еще «белое пространство», вызывающее множество опасений. Я волновался, смогу ли четко и емко рассказать про фильм так, чтобы можно было поймать нужную интонацию сразу и не пришлось работать на уровне бесконечной ловли блох. Поэтому я сказал самое важное – фильм о том, как автор создает мир из самого себя, ведь другого материала просто не существует. А еще сказал, что эта история должна быть очень теплой, близкой, человечной. А Сергей всю дорогу до студии рассказывал мне какие-то свои истории, шутил, смеялся, обращался ко мне «Мишенька» и был необычайно прост. Его простота, открытость и жизнелюбие мгновенно наполнили меня задором, и на записи я уже не волновался, а скорее трепетал. Это был для меня удивительный опыт, потому что Сергей Симонович записал все тексты с одного дубля и практически без каких-либо моих комментариев. Это выглядело настоящим чудом. Никогда и ни с кем – ни до, ни после этого случая – я так больше не работал. Я сидел за разделяющим нас стеклом в студии звукозаписи и, затаив дыхание, слушал, как эти тексты рождаются на свет – как будто впервые. Конечно, как только в моем звуковом монтажном файле будущего фильма появились чистовые тексты, а вскоре и чистовая музыка, я сделал большой шаг вперед в дальнейшей разработке.
Глава 11. Волшебство
Еще, рассказывая о написании сценария к этому фильму, не могу ну помянуть такую важную тему, как волшебство анимационного кино. Волшебство в широком понимании этого слова. Только в анимационном фильме у нас есть возможность делать настоящие чудеса, и если не использовать эту возможность, то странно вообще обращаться к форме именно анимационного кино. И, работая над сценарием, продумывая образы и события этого фильма, я постарался аккуратно обыграть какие-то чудеса. Например, одним из персонажей стала рыба, которая является спутником героя с самого рождения, ведь мы видим, как она плывет рядом и в реке, и живет в луже во дворе. Конечно, в кино провернуть такой фокус было бы намного сложнее, дороже и выглядело бы это менее органично, чем в анимационном фильме. Однако я ярко чувствовал внутреннюю необходимость лишь слегка раздвинуть границы реальности и ни в коем случае не увлекаться этим чудесным направлением игры с формой. Потому что абсурдность произведений Хармса давила на меня, требуя, чтобы мир фильма был усеян чудесами. Но чем больше волшебства и абсурда было бы в этой истории, тем сложнее было бы за аттракционами и фокусами чудес разглядеть страхи и надежды главного героя, понять его чувства и тревоги. Реальному миру советского Ленинграда я противопоставлял волшебный, во многом внутренний мир Хармса, но чтобы это сработало, такое противопоставление должно было быть очень аккуратным.
Глава 12. Фокус, трюк, игра