Вопреки

– Вместо обеда день измерской ведьмы, – пошутил охранник, открывая дверь, раздевая девушку скользким взглядом.

– Симпатичной ведьмы, – согласился тот, пока мужчина на козлах хихикал.

Марина залезла внутрь и опустилась на деревянную скамью, обтянутую кожей. Карета тронулась.

В голове молоточком стучало «В тюрьму! Меня везут в тюрьму». И эта мысль парализовала и лишала рассудка. Она зажмурилась, сжалась, стараясь справиться с внутренним состоянием бессилия и паники. Конечно, она знала, что так может быть. Возможно. Но она так отчаянно, искренне надеялась на правосудие, на чудо. Что поверила Арвилу. Поверила чужому слову. Поверила, что все будет хорошо. И теперь внутри сжигалась душа, вера в хорошее, выедались отчаяньем все эмоции, оставляя уродливые страхи о скорой кончине.

Через тридцать минут карета снизила скорость. Затем, проехав еще немного, остановилась совсем, дверь открыли. Она вышла, с дрожью оглядывая внутренний двор крепости. Охранник взяв цепь, завел ее в одну из внутренних дверей, словно она была диком опасным животным.

В помещении стояли стол и два стула. У самого потолка располагалось маленькое зарешеченное окошко. Ноги не держали от виденного.

В комнату вошел среднего роста черноволосый человек, чем-то похожий на цыгана. Одет он был в камзол, бриджи, чулки и башмаки. В руках он держал папку и перо.

– Позвольте представиться, – сказал он садясь. – Меня зовут Лауке Фонтпа.

Видя, как Марина смотрит в пол и не реагирует, он деловито открыл папку и начал бойко читать:

– «Я, король Аравилата Генуи Свираун Первый, повелеваю на рассвете казнить Виера Мар Квитворд, принцессу аравилатских земель и Северных атоллов, за государственную измену и попытку переворота в стране, а также за нарушение моего личного приказа и неявку ко двору в указанный срок, что рассматривается, как пренебрежение к королевской власти и воле. Король Аравилата, всех земель Овинги, главный сюзерен Подземелья народов Смерти и властитель океана Протеймы – зеница Единства и защитник всего живого и неживого на Овинге – Генуи Свираун Первый». Заверено лично подписью короля и королевской печатью.

Перевел дух, затем энергично продолжил:

– Вам не положено иметь свободные руки, потому что вы маг Леса.

Он выразительно покосился на ее лодыжку, ничего кроме бридж не увидел и вернулся к чтению:

– Приказано заковать ваши пальцы в «железные перчатки ведьмы». К вам приставят человека, который будет помогать вам в нуждах до свершения казни, пока вы будете находиться в Эрватах.

Он встал и вышел, в комнату вошел другой охранник, одетый в доспехи. Во внутренней части тюрьмы, грязной и вонючей, царила антисанитария. Ее завели в относительно чистое помещение, где стояли кровать, стол и стул. На стуле сидела тюремщица, в сером платье, поверх которого грубой ткани передник. Она подошла, поклонилась, сняла цепи:

– Снимите накидку и жакет.

Марина подчинилась, не слушающимися руками стянула плащ и жакет, оставшись в одной рубашке и штанах. Все сильнее и ярче ее накрывало ощущение игры, понимания, словно это происходит не с ней. И это все ошибка.

– Ваши руки.

Тюремщица взяла со стола металлическое приспособление, жутковатого вида, крепящееся на манер ремня на поясе, от которого в стороны отходили цепи с кольцами для каждого пальца. Так чтобы человек, растопырив их, не мог пошевелить ими. Отрегулировала цепи по длине рук.

– Ведро там, – указала в угол комнаты, поднимая вещи с пола. – Если что надо, зовите.

Вышла, оставив Марину одну. Та нелепо притулилась на кровать, ссутулившись, положив руки на бедра и бесцельно рассматривая их. Почему-то пустые мысли лезли в голову. В течение следующих нескольких часов на нее нашло безжизненное оцепенение. Эмоции удивительным образом притупились, уступив место бесконечной апатии. Не хотелось ни есть, ни пить, только сидеть и смотреть в одну точку. Засов шаркнул, и в камеру вошла тюремщица.

– К вам посетитель.

– Мама! – закричала Юлька, бросилась к ней.

Сердце оборвалось и разорвалось на клочья, истекая в груди болью. Юлька со всех ног кинулась к ней, ликующе повиснув на шее.

– Мама, ты так долго не забирала меня, – серьезно сказала девочка, косясь на нее, даря в ответ еле уловимые нежные поцелуи.

– Знаю, ласточка.

– Мы дядю привезли.

Не в силах отпустить дочь, Марина обняла ее. Вжалась в нее. Неспособная взять на руки, она еще плотнее прижилась к ней, безмолвно плача от счастья, пока посетитель стоял молча. Всего несколько счастливых мгновений, уткнулась в шею ребенка, не в состоянии ничего говорить или делать. Маленькие ручки, животик, пухлые щечки – она все готова была зацеловать. На глазах навернулись слезы. Они обильно застелили взор, и Марина почти ослепла, лишь ощущая в объятиях изнеженное тельце, знакомый запах, радостное сопение.

Несколько минут, она ничего не делала, только обнимала и молчала, затем наконец, выпрямилась и поставила крошку на грязный тюремный пол, со смешанными чувствами посмотрела на посетителя. В этот момент он был лишь человеком приведшим к ней ее дочь. Проводником и только, не способным вызывать эмоции.