Вопреки. Как оставаться собой, когда всё против тебя

Они писали в статье 2017 года: «Коллективное присутствие – больше, чем просто люди, собравшиеся посмотреть игру, концерт или спектакль. Это возможность почувствовать себя связанным с чем-то большим, чем мы сами. Приглашение ощутить радость, близость к другим, покой и смысл жизни. Коллективное присутствие всегда было частью человеческого опыта. Наша работа рассказывает о его качественном влиянии на психологические аспекты жизни»[44]. Влияние этого феномена значительно – эффект распространяется не только на сами события, но и на жизнь после них.

Я порадовалась, узнав, что ведущая исследовательница группы, Шира Габриэль, пришла к работе над коллективным присутствием через собственный жизненный опыт. Она в студенческие годы увлекалась музыкальной группой Phish, как и мой младший брат, поэтому я сразу почувствовала, что понимаю, о чем она говорит. Группа исследовательниц во главе с Широй начали работу с изучения вопроса о том, почему обычаи, паломничество и дни праздников играют такую важную роль в каждой религии и почему мы ходим на митинги, спортивные соревнования и концерты. Все дело в том, что нам хочется, чтобы в наших жизнях было больше смысла и чувства объединенности.

Участники моего исследования называют музыку одним из самых мощных объединяющих элементов, будь то коллективное переживание радости или горя. Она сопровождает духовные собрания, праздники, похороны и марши протеста. В 2012 году на одной конференции в Портленде я предложила тысяче зрителей спеть вместе – и больше не сомневалась в том, какой мощной силой обладает музыка. Недавно я прочитала в письме одного из участников того события наблюдение, с которыми наверняка были согласны все присутствовавшие тогда в зале: «Я пробую найти слова, чтобы описать свои переживания, но подходящих слов не существует. Это волшебство».

Министерство присутствия

Все, что может привлечь внимание людей сейчас, – это святость. А святость не связана ни с идеальностью, ни с добротой. Она связана только с причастностью, с ощущением присутствия, и благодаря качеству этой причастности в присутствие вовлекаются другие. Святость не приводит к укреплению связи с отдаленным Богом. Она помогает понять, что мы уже с Ним.

Джон О’Донохью

[45]

Совсем недавно я оказалась в переполненной церкви маленького техасского городка. На похоронах отца моей подруги Лауры не было ни пианино, ни хористов. Только несколько сотен человек, сидящих на раскладных стульях и читающих некрологи, выведенные на стену с помощью компьютера и проектора. Позже нас попросили встать и спеть один из любимых гимнов отца Лауры (мне тоже он очень нравится) – «Великий Бог». Я засомневалась: как двести малознакомых людей смогут спеть в один голос старый гимн без аккомпанемента? Но мы справились – и пережили тот самый момент святости.

Отец Лауры был героем своего маленького городка. Он не выезжал за его пределы и был знаком только с местными жителями. Я подумала: «Ему бы понравилось, как нестройно мы поем, как мы поем всем сердцем». Невролог Оливер Сакс называет музыку уникальным видом искусства, одновременно и совершенно абстрактным, и глубоко эмоциональным. Музыка, говорит Сакс, пронизывает сердца насквозь и не требует помощников[46].

Похороны – один из ярчайших примеров того, как горе облегчается благодаря коллективному присутствию. Участники моего исследования про доверие часто называли их в числе трех способов, которыми друзья, коллеги и родные могут повысить уровень близости. Присутствие на похоронах имеет важное значение. Не только для ближайших родственников, а для всех, кто пришел. Процесс общего горевания (а порой и радости), в который мы погружаемся, отмечая, что один из нас закончил земную жизнь, – один из самых ярких опытов переживания неразрывной связи между нами. Смерть, потеря и горе – великие усилители ощущений.

Пока я работала над этой книгой, умерла моя тетя Бетти. Я вспоминаю ее и думаю о смехе, походах, плавании в реке Нуэсес, поездках на ее ранчо в Хондо, а также о нашем молчаливом уговоре не обсуждать политику. Когда мне было семь, я умоляла ее пустить меня в «карточную комнату», где родители вместе с бабушками, дедушками и детьми постарше вопили, смеялись, ругались, курили и играли в «христианский покер». Детская комната по сравнению с карточной казалась ужасно скучной. Тетя ласково трепала меня по щекам и отвечала: «Тебе туда нельзя. Кроме того, ничего интересного там не происходит, уж поверь мне».