Птицы стремительно удалялись и, превратившись в две точки, скрылись на западе. Темнело. На небе проступали первые звезды, а до лагеря было еще идти и идти. Во всяком случае так казалось Финдекано, спешившему передать так и не пришедшего в себя друга целителям. Несмотря на собственную усталость и боль, он старался ступать беззвучно и передвигался осторожно, сливаясь с деревьями, что росли вдоль тропы. Скоро уже должны были показаться места, патрулируемые нолдор. Он так и не понял, почему жена Соронтаро опустилась на землю достаточно далеко от лагеря, однако оживленный клекот, предшествующий этому, позволил предположить, что птиц призвали домой. Ослушаться приказа великий орел не мог, а его супруга на этот раз решила ему подчиниться.
Тропа огибала небольшую полянку, на которой, как знал Финдекано, часто располагались на непродолжительные отдых дозоры.
Сейчас же что-то было не так — трава, кусты и деревья явственно говорили, что эльдар здесь были, и не только они.
Тщательно изучать место короткой стычки нолофинвион не стал, только поспешил достичь лагеря.
Хрустнувшую ветку он услышал и незамедлительно отпрыгнул в сторону, стараясь при этом не потревожить измученного друга. Метательный нож воткнулся в дерево, рядом с которым оказался нолофинвион. Досада и злость охватили его — он дошел до Ангамандо, смог вырвать Майтимо из очень цепких лап Врага, а сейчас их убьют почти у самого лагеря?! Нет! Никогда!
Ирч не успел бросить повторно (или же второго ножа у него просто не было) — двое нолдор вылетели перед Финдекано, одновременно отправив стрелы в полет.
— Последний, — сказал один из них. — Никто не ушел, можно возвращаться.
Второй кивнул, пристально глядя то на нолофинвиона, то на его ношу.
— Лорд, — начал первый. — Как же хорошо, что вы вернулись! И не один.
Второй молчал, все еще неверяще смотря на измученного эльда на руках у Финдекано. Лишь потом, в лагере, когда верные бросились звать целителей, а сам он направился к ближайшему шатру, понял, что на доспехе второго нолдо была звезда, чьи восемь лучей однозначно говорили о том, кому он служит. Удивиться, что встретил этих двоих вместе Финдекано не успел, потому как сначала был почти сметен целителем и влетевшим за ним Артафиндэ, сразу направившимися к ложу, на которое тот успел опустить кузена, а потом очутился в крепких объятиях отца. Нолофинвэ не сказал ни слова, но его взгляд передал все, не скрыв ни единой эмоции.
— Все будет хорошо, атто. Я поступил правильно.
Ничего не ответив, тот вышел из шатра к Макалаурэ, которого все же задержали верные Второго Дома, не дав сразу проследовать за их араном.
— Можешь зайти, — ровно произнес Нолофинвэ, а сам, распахнув полог шатра, пропустил племянника вперед и вновь подошел к сыну.
— Пойдем, тебе стоит отдохнуть, — тихо произнес он.
— Не сейчас.
— Оставь их. Ты сделал все, что смог.
— Я должен быть здесь. Я нужен ему.
— Ты сам ранен…
— Прекратить все разговоры! И выйдите отсюда, — голос целительницы заставил всех удивленно посмотреть на нее. Даже Макалаурэ, стоящий на коленях рядом с братом, поднял на нее глаза, однако не прервал песнь, что передавала его силы Майтимо.
— Ты останься, — сказала эльфийка. — Остальные здесь не нужны.
Артафиндэ хотел было возразить, но та была непреклонна.
— Мы уходим, Тинтинэль, — Нолофинвэ потянул сына за собой. А Финдарато, положив руку на плечо кузену, тихо произнес:
— Вы справитесь. Держи его.
Время шло, а Майтимо так и не приходил в себя, наоборот становясь все тоньше и невесомей. Кано пел, не жалея сил, хотя слезы порой застилали его взгляд.
— Продолжай, — устало произнесла Тинтинэль. — Я принесу необходимое.
— Скажи, что надо. Я пошлю верных, — немного хрипло произнес Макалаурэ.
— Не прекращай петь! Когда разрешу, отошлешь своих и вернешься. Я одна точно не справлюсь.
Эльфийка еще не закончила говорить, когда чистый голос вновь начал песнь о свете и добре, держа фэа брата и уговаривая не оставлять хроа.
В первый миг, когда Макалаурэ только оказался внутри шатра, то решил, что обознался. Не мог быть тот измученный эльда его старшим братом, не мог… но был. Наверное, стоило поблагодарить Финдекано и выразить то, что он восхищен его мужеством, однако сделать сейчас этого Канафинвэ не мог. Все помыслы, все силы он отдавал Майтимо, стараясь не думать, как именно тот получил ту или иную рану. Он еще успеет в очередной раз проклясть Моринготто, еще будет время обвинить себя в бездействии и оборвать свои же мысли, вновь напомнив обо всем, происходившем тогда. Сейчас же нужно было действовать!