Вопреки себе (СИ)

А теперь уже поздно… Неужели это жестокая судьба? Или всего лишь глупое стечение обстоятельств, оказавшееся фатальным? Два любящих сердца отныне разлучены навсегда… их ребёнок никогда не узнает своего настоящего отца… а князь Оболенский вынужден будет всю жизнь прикрывать позор рода Вяземских, дав ребёнку Адель свою фамилию.

Мишель с огорчением и чувством полного бессилия посмотрел вслед сестре, которая медленно и обречённо побрела к широкой мраморной лестнице, ведущей на второй этаж, в супружескую спальню, навстречу новой жизни … и первой брачной ночи.

***

Александра доставили на Фонтанку, когда день уже клонился к вечеру, его сразу же препроводили в какой-то тесный кабинет, в котором едва хватало места для стола, пары жёстких стульев и большого шкафа, плотно забитого пухлыми папками с бумагами. Через окно проникали остатки солнечного света, освещая седой слой пыли на мебели и паркете, словно кабинетом редко пользовались.

Присев на один из стульев, молодой граф остался ждать дежурного дознавателя. Ждать ему пришлось не менее часа, но это было и к лучшему — Александр хоть немного успел собраться с мыслями. Уходящий день был так перенасыщен тяжёлыми событиями, что графу казалось, будто он прибыл в Петербург неделю назад, а никак не вчера.

Когда первый шок немного отступил, молодой человек решил бороться с произволом властей всеми средствами. В конце концов, он не преступник, чтобы вот так беспардонно задерживать его и бездоказательно обвинять в чём-то, да, к тому же, подданный Британской короны. И, если негостеприимная Родина решила сломить его, как когда-то сломила графа Павла Бутурлина, ей придётся сильно постараться, ибо так просто он этого не допустит.

Не в первый раз за свою жизнь Александр попадал в ситуации, казавшиеся на первый взгляд безвыходными, но выход, так или иначе, всегда находился. Значит, справится и сейчас.

Через час в кабинет медленной поступью вошёл дородный, пожилой дознаватель. Он выглядел так, словно не спал несколько суток к ряду, бесконечно вздыхая и часто промокая белым платком вспотевшую лысину. Начался долгий и нудный опрос, состоящий из бессмысленных и периодически повторяющихся вопросов, весь смысл которых сводился к двум основным — каким образом сын бывшего графа Бутурлина превратился в английского графа Хантли, и с каким таким тайным умыслом он вернулся на Родину.

Когда Александр по пятому кругу принялся объяснять чиновнику, что все его бумаги подлинные и никаких неблагонадёжных помыслов он не имеет, его терпение внезапно лопнуло.

— Соблаговолите либо предъявить мне доказательства Ваших обвинений, сударь, либо верните мне мои бумаги и свободу! — с трудом сдерживаясь, заявил граф. — Я — иностранный подданный, и Вы попросту не имеете права держать меня здесь без веских оснований.

— Сожалею, милостивый государь, но основания у меня есть, — бесцветным голосом ответил следователь, в очередной раз промокая свою лысину. — Поступило сообщение, что Вы прибыли в Петербург по подложным документам, а это тяжкое преступление. Так что, я имею все основания не только задерживать Вас и задавать вопросы, но и посадить Вас под замок, если понадобится.

Сообщение! Александр уже не сомневался, от кого оно поступило. Тот самый караульный с подозрительно знакомым лицом, граф всё-таки вспомнил его. Он оказался тем самым дерзким жандармом, с которым сцепился юный Александр двенадцать лет назад, во время выселения семьи Бутурлиных из родного дома. Неудивительно, что этот мерзавец не забыл, что какой-то желторотый мальчишка разбил ему нос и выбил пару зубов!

— Так проверьте мои документы на подлинность, в конце концов! — вышел из себя граф. — Я уже битых два часа сижу здесь, повторяя одно и то же по двадцать раз!

— Завтра с утра Вашими бумагами займутся, — сухо ответил невозмутимый чиновник, на которого раздражительность задержанного не произвела ровным счётом никакого впечатления.

— То есть, мне придётся оставаться здесь до утра? — возмутился Александр, вскакивая со стула и угрожающе нависая над следователем.

— Не здесь, милостивый государь, а в жандармерии, в камере для предварительно задержанных, — спокойно уточнил тот. — Дежурный! — этот возглас уже относился к рядовому жандарму, стоявшему за дверью.

— Просто так я этого не оставлю, — гневно пообещал Александр, с презрением глядя на дознавателя. — Я непременно сообщу в своё посольство!

— Если Вам удастся завтра доказать подлинность своих бумаг, Вас немедленно отпустят, сударь, — а пока я всего лишь исполняю свой долг, так что прошу понять меня правильно, — проговорил чиновник давно заученную наизусть, дежурную фразу, даже не подняв глаз от лежавшего перед ним протокола допроса задержанного. — Извольте ознакомиться и поставить свою подпись.