Вопрос и многоточие, или Голос

«И почему мамка спала?» — Антоник стоял за воротами своего двора и вглядывался в сумрак улицы. Никого нигде не было: ни людей, ни Вальтара. В низинках за огородами стлался туман. Он смешивался с сумраком и казался еще более густым и тягучим, нежели был на самом деле. Мать сегодня веселая и радостная. Надо завтра же рассказать это сестрам. Почему они остались ночевать у бабушки? Увидели бы своими глазами, как звали Вальтара через комин. Может, сегодня совсем не ложиться и дождаться собаку? «Сяду на крылечке и буду ждать. Вот только не хочется сердить мать. Она будет недовольна, когда узнает, что я ночь не спал. А завтра еще и по грибы идти. Люблю собирать лисички. Они желтенькие, будто цыплята. Стоит увидеть где-нибудь одну, как обязательно набредешь на целую семейку или россыпь разнокалиберных упругих грибов. Валя собирает лучше меня и места знает, где можно нарезать целую корзину. Вот только Нинку не хочется брать с собой. Никакой пользы от нее. Под ногами только будет путаться. Но не на кого оставить дома. Придется с ней по лесу таскаться. Устанет. Пускай бы оставалась у бабули на весь день… А Вальтара все нет. Значит, еще бежит домой. Подожду. Мой дорогой Вальтар, где тебя носит столько дней?»

Послышался гул самолета. Антоник запрокинул голову и всмотрелся в безоблачный и бескрайний небесный простор. Среди бесчисленных звезд он никак не мог приметить маленькую движущуюся точку. Как ни напрягал зрение, а самолета не увидел. Только серпик луны, зацепившись за дальний край темного ельника, старался взобраться на макушку небесного купола. Металлически-белый серпик прорезал натянутую ткань воздуха, упорно вспарывал ночную тьму и полз на свое, Богом отведенное место. Антоник любил молодой месяц и побаивался полнолуния, которое казалась ему расплавленным оловом в большой кружке, капля которого однажды попала ему на босую ногу. Он с соседским Юриком выплавлял из олова игрушки, выливая его в земляные формочки. Юрка не удержал раскаленную кружку, и тяжелая капля упала Антонику на ступню, между пальцами. Как же было больно! Нет, Антоник не любит полную луну, ему нравится молоденький, еще слабый месяц. Он веселый, забавный. С ним можно играть в прятки, особенно если на небе вечером или ранней ночью много облаков.

Гул самолета отдалился, затих. Месяц отцепился от ельника, сумерки превратились в черничный сироп, а Антоник, опустив голову, пошел в хату, где мать включила неяркую лампочку.

— Ах ты, мое дитя, — мать сама открыла дверь из хаты в сени, будто следила за Антоником через окно. — Говорю тебе: Валет прибежит. Попей молока и ложись спать. Я тоже пойду в постель. Что-то притомилась сегодня, хотя ничего тяжелого и не делала. А вот на душе как-то стало спокойнее, легче дышится после грозы. Что б я делала без тебя, сына? — Мать провела ладонью по коротко стриженым волосам Антоника. — Добрая у тебя душа и сердце. Тяжко будет жить с таким характером. — Женщина вздохнула. — Да ничего, что-то же будет. Поживем — увидим. Болтаю неведомо что к ночи. Не слушай глупую бабу. Это я от нервов плету бессмыслицу. Спокойно мне рядом с тобой, Антоник. Слава Богу, день прожит. Валета мы, считай, нашли, можно и отдохнуть теперь. Выключай свет. Я пошла ложиться. И сам не засиживайся. Ноги помыл?

Антоник не ответил. Не хотелось ему мыть ноги. Ничего страшного, если и так переночую. Главное, повеселела мать. Сегодня он не видел, чтобы она плакала по отцу. За последние месяцы впервые такая спокойная и улыбчивая. Может, это благодаря хлопотам о Вальтаре? «Спасибо тебе, мой преданный друг, — мысленно проговорил Антоник, — беги скорей домой, я очень жду…»

— И утром собака оказалась дома? — услышал Антон Голос.

— Да, утром Вальтар встретил меня у крыльца. Каким же счастьем это было! А как радовалась мать!

— Вот видишь, ты с детства понял, что есть в этом мире такое, что выше человека, важнее его тщеславия и желания телесных наслаждений. А себялюбие убивает в сердцах ростки веры, разрушает гармонию мира как вокруг, так и в самом себе…

— А кому же адресованы тогда слова: «быть первым среди первых»? — прервал размышления Голоса Антон.

— Не умеешь и не хочешь ты слушать, — вздохнул невидимый собеседник. — Проходят века и тысячелетия, меняются общественные устои, технологии, а люди остаются теми же…

— Это банальности, — сказал Антон. — Они у меня уже с мочек ушей капают, как сопли из простуженного носа. Как-никак, а все мы десятилетки плюс университеты заканчивали…

— Лучше сделай глоток пива, — посоветовал Голос. — Многое ты потерял за годы в большом городе. Но пока искра настоящего не погасла. Она тлеет в глубине твоего зачерствевшего существа. Хотя и хочешь быть как все. Таким, как остальные, как каждый…

— Это защитная реакция организма, — попытался улыбнуться Антон. — В середине стада, в тесной компании себе подобных, всегда можно спрятаться за чью-то спину, да и за тобой кто-то стоит, прикрывает тылы.

— Замечательная философия. Ставлю десятку по десятибалльной системе. Только слова твои не согласуются с действиями, — задумчиво произнес Голос.

— Почему?