Читаем Вопрос и многоточие, или Голос полностью

— А потому, что в нынешние времена наибольший героизм человека проявляется в бездействии. Ты же помнишь слова: если не можешь что-то изменить, не принимай в этом участия…

— Позиция безвольного Улита-Слимака.

— Не согласен. Это мужественные создания. Я знаю одного, который сбежал из резервации. Думаю, что со временем познакомлю вас. Это предопределенность, от которой не уйти.

— Везде вопросы и многоточия. — Антон глотнул пива. В большой пластмассовой бутылке оставалось не еще пол-литра хмельного напитка. — Почему бы не высказываться яснее? Я и так выгляжу полным идиотом, который разговаривает сам с собой, прихлебывая янтарное. Подумай, это же картинка из психиатрической клиники: одинокий мужчина, не бомж, подчеркиваю, вот уже несколько часов подряд разговаривает с пустотой. Ведет довольно логичный разговор. Да, мне кажется, логичный, — Антон опять отпил из бутылки.

— Мало кто любит поучения, — после незначительной паузы произнес Голос.

— Никто не любит, — подтвердил Антон.

— А над Африкой разбился самолет, — вдруг печально констатировал Голос. — Погибло двести шесть человек.

— Гм. Ну и что? Какое мне дело до Африки и неизвестных людей? Тут выжить бы самому. Ты, невидимый доброжелатель, выводишь меня из равновесия. Я уже и не знаю, чего хочу, куда и зачем иду. Да и жив ли я, наконец?

— Ну, если пиво пьешь — однозначно, жив. Покойников жажда не донимает, — попытался пошутить Голос. — Чувствую, что тебе легче стало после возвращения в лесную деревню, к матери и Вальтару. Там обильная роса на траве и очень много грибов, там и теперь твоя мать выгоняет по утрам гусей на луг к самодельному пруду-копанке с застоявшейся водой, а босоногие сестры собирают яблоки в саду прадеда. Там Вальтар игриво гоняется за бабочками. А какая там вкусная и крупная земляника, черника! Ты еще помнишь?

— Издеваешься? Летом там воля ящерицам, муравьям, стрекозам . Зимой — зайцам, лисицам, диким свиньям. И волков стало больше, говорят. Вот такая реальность. А ты мне рассказываешь сказки про землянику и бабочек. Там царит тишина и покой. Некому считать и загадывать желания в игру звездопада. Там я один брожу в бессоннице по миражам моей деревни. Хожу и боюсь прикоснуться к хатам, потрогать ворота и засовы на дверях, потому что знаю: коснувшись, нарушу идиллию, внесу в нее чужое, ненужное, лишнее. То, что может разрушить гармонию. Там беззвучно прогуливаются бестелесные предки, которые закончили свой век в деревне и для кого она была всем: и землей, и небом, и радостью, и печалью, началом и концом. Вот так.

— Ностальгируешь. Случается порой и такое, — Голос теперь звучал позади Антона. Он постоянно перескакивал из правого уха в левое, усаживался на затылок, донимал Антона отовсюду.

— А ты знаешь, что твоя мать обладала светлой силой? Ее знание шло от любви к природе и окружающему миру.

— В нашей деревне многие женщины умели лечить испуг и порчу, сводить и разводить семейные пары. Ничего в этом удивительного не вижу. — Антон сидел, забросив ногу за ногу, и теперь распрямился, сел свободней. — Мама все, что знала, применяла на пользу людям, знакомым и незнакомым. К ней приходили из дальних деревень, приезжали из Молостовки и Пропойска. Она никому не отказывала и, кстати сказать, никогда не брала плату. Люди по своему желанию могли оставить на столе только буханку хлеба.

— Она умела заговаривать огонь и пожары, а во время засухи вызывать дождь. Почему умолчал о такой способности?

— Никто полностью не знает своих возможностей. На что способен и чего можно от него ждать. Даже ты, Голос, не можешь о себе рассказать все. Большая часть останется за чертой доступного или такого, что не поддается пониманию. Можешь поправить меня, если преувеличиваю.

— Марина хорошо лечила болезни желудка и умопомрачение. Тут ей равных не было, — произнес Голос, будто и не слышал Антона. — Умела возвращать любовь к жизни тем, кто по разным причинам потерял ее. Редкие люди слышат голос тишины, голоса ночи и ветра. Она слышала и видела скрытое от многих. Просто умела внимательно глядеть, чувствовать, прислушиваться и замечать. Ты помнишь, как твоя мать вернула к жизни соседа Ивана? Его конь ударил копытом в висок. Проломил череп…

Антон неожиданно для себя рассердился. Швырнул пустую бутылку под куст и, уставившись глазами под ноги, резко заговорил:

— Почему же она не спасла отца, если была такой великой и могучей лекаркой? Почему позволила ему умереть в болоте под машиной? Почему не проснулась той ночью и не кинулась совою к тому месту? Нет, она спала как святая!

— Не будь таким жестоким и несправедливым, — Голос наполнился стальными нотками. — Только Бог всесилен. По его воле и рождаются, и умирают.

— Ага, так ты еще и попом в церкви подрабатываешь? И как только всюду успеваешь? — Антон хлопнул ладонями по коленям. — Как же нам нравится поучать других банальными фразами и заученными штампами! Ты что-то новенькое скажи! Такое, чему я поверил бы не задумываясь и не задавал тупых вопросов!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее