Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

Во время Гражданских войн в Китае (1927–1937, 1945–1950), а затем из-за ухудшения отношений между Китайской Народной Республикой и Советским Союзом Китай был вынужден развивать науку и технику на основе фрагментарных и недостаточных знаний, которыми страна располагала в то время. В 1956 году Юй Гуанъюань вместе с некоторыми учеными-естествоиспытателями составил «Двенадцатилетний (1956–1967) план исследования диалектики природы (философские вопросы математики и естествознания)» и в том же году учредил регулярный информационный бюллетень. «Диалектика природы» Энгельса стала руководящим методом национального движения, предложенного Мао в 1958 году: «открыть огонь по природе, произвести технологические инновации и технологическую революцию»[370]. Таким образом, в этот момент «Диалектика природы» стала не просто критикой «вырождения гегельянства» и «злоупотребления наукой» в Германии, но и методом, с помощью которого можно понять природу и, следовательно, «господствовать» над ней.

«Культурная революция» (1966–1976), с одной стороны, в еще большей мере разрушила традиции, которые рассматривались режимом как «регресс» – в согласии с марксистской теорией исторического прогресса (первобытный коммунизм – рабство – феодализм – капитализм – социализм – коммунизм), а с другой – сделала «Диалектику природы» основанием науки и техники в Китае. В 1981 году с одобрения Дэн Сяопина было создано Китайское общество диалектики природы (Chinese Society for Dialectics of Nature, CSDN). Таким образом, влияние «Диалектики природы» распространилось за пределы науки в исследования технологий, став «оружием» для повышения производительности во всех сферах. Можно сказать, философ Чэнь Чаншу (陳昌曙, 1932–2011) несет ответственность за формальное и официальное основание дисциплины «Философия науки и техники» в Китае. В 1990 году он предложил Комитету по ученым степеням Государственного совета принять для дисциплины это название, заменив им «диалектику природы»[371]. Собственная работа Чэня «Введение в философию техники» (1999) является ценным учебником в этой области[372]. Но хотя эта вновь формализованная дисциплина получила новое название, «Диалектика природы» осталась ее историческим краеугольным камнем, несмотря на то, что за вычетом главы об эволюции в книге Энгельса нет ничего о технике.

Таким образом, философия науки и техники является в Китае весьма новой, но за ней обнаруживается устойчивая динамика, обусловленная признанием важности этого предмета. Например, среди прочих философ Цяо Жуйцзинь в «Очерке марксистской философии техники» (2002) систематически исследует апроприацию в Китае марксистской критики техники; а в книге Линь Дэхуна «Человек и машина: сущность высоких технологий и возрождение гуманитарных наук» прорабатывается возможность создания новой гуманитарной науки, учитывающей технологии[373]. Хотя я сочувственно отношусь к этим усилиям, меня поражает отсутствие преемственности или даже согласованности в мышлении Китая и его отношении к технике. Я хочу сказать, что, не считая недавней работы Ли Саньху, такая философия техники всегда ограничивалась попытками ввести в Китае Technikphilosophie, или философию техники, параллельно с марксистской критикой техники, для того чтобы ассимилировать их. Именно так обстоят дела с именами, которые упоминались выше, и другими современниками, такими как Карл Митчем, Герберт Маркузе, Эндрю Финберг, Альберт Боргман и Хьюберт Дрейфус, – как будто в Китае и Европе технику понимают одинаково. Таким образом, универсализация европейской философии является фармакологической в том смысле, что хотя она и может привести к более широким дискуссиям, но ее господство также рискует отрезать любой путь к более глубокому диалогу.