Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

Но это напряжение между историографией (Historie) и историчностью (Geschichtlichkeit), установленное Хайдеггером, можно устранить, лишь когда, как у Стиглера, утверждается, что последнее не может обойтись без первого; что также подразумевает, что подлинность Dasein всегда в некотором смысле неподлинна – лишена какой-либо абсолютности или определенности. Модерн заканчивается, а историчность (хотя и в ином смысле, чем у Хайдеггера) достигается только тогда, когда вопрос о памяти становится прозрачным, то есть технологическое бессознательное переводится в память – память, чьи значение и влияние необходимо осознать.

Таким образом, о конце модерна говорит не только признание, что человек больше не является хозяином мира или что мир ускользает от нас. Это нам известно с самого начала человечества: боги возвышались над нами, вне зависимости от того, были ли они богами Олимпа, Египта или Синайского полуострова; с самого начала нам было известно, что представление о человеке как хозяине мира – всего лишь иллюзия; но когда эта иллюзия подпитывается технологическим бессознательным, она начинает структурировать саму реальность. Конец модерна есть переосмысление этой иллюзии; признание того, что техника обусловливает гоминизацию не только в ее истории, но и в ее историчности. Стало быть, конец модерна состоит не только в провозглашении этого конца, но и в переформулировании истории западной метафизики, как в ницшевской «Весёлой науке», где безумец, непрестанно крича на рынке, ищет утраченного бога[433]. Трансцендентность Бога должна быть заменена либо философией имманентности, либо другой трансцендентностью – трансцендентностью бытия[434] и Dasein[435]. Стиглер перенимает метод Деррида, чтобы реконструировать историю техники в онто-эпистемологическом ключе. Это, несомненно, амбициозный проект: Стиглер хочет перечитать историю философии через призму техники и, соответственно, сделать технику первым вопросом философии. В его переформулировке мифологии Прометея огонь конституирует исток человека как технического сущего. Напомним, что Зевс повелел Прометею распределить навыки среди всех живых существ, включая людей и животных. Эпиметей, брат титана, предложил ему взять эту задачу на себя. Но Эпиметей – чье имя по-гречески означает «оглядывающийся назад», – забыл передать людям хоть какие-то умения, и поэтому Прометею пришлось украсть огонь у бога Гефеста. В наказание от Зевса Прометей был прикован цепью к скале, тогда как Aetos Kaukasios («кавказский орел») ежедневно прилетал клевать Прометееву печень после того, как за ночь та вырастала. Человек без огня – то есть без техники – был бы беспомощным животным. Его истоком является недосмотр; поэтому Стиглер предлагает мыслить этот недосмотр как необходимость («défaut qu’il faut»). В русле стиглеровской реинтерпретации миф о Прометее и Эпиметее играет центральную роль в классической греческой мысли и составляет бессознательное западной философии.

Стало быть, для Стиглера история западной философии также может быть прочитана в терминах истории техники, где вопрос о бытии есть также вопрос о технике, поскольку лишь через технику нам открывается вопрос о бытии. Схожее прочтение Хайдеггера было предложено Рудольфом Бёмом в эссе 1960 года «Pensée et technique. Notes préliminaires pour une question touchant la problématique heideggerienne» [ «Мышление и техника: предварительные замечания по вопросу о хайдеггерианской проблематике»], которое, как мы мимоходом отметили в Части 1, касается интерпретации хайдеггеровского «Введения в метафизику» 1935 года. Бём показывает, что technē не только всегда присутствует в мысли Хайдеггера, но и выступает основой западного философского мышления. Действительно, именно техника характеризует метафизическую миссию ионийских философов. Бём показывает, что во «Введении в метафизику» Хайдеггер трактует технику у ионийских философов как деятельность, которая производит радикальное раскрытие бытия через размежевание между technē (человека) и dikē (бытия). Мы попытались реконструировать досократический философский концепт technē исходя из хайдеггеровского «Введения в метафизику» и увидели (§ 8), что Хайдеггер перевел dikē не как Gerecht (справедливость), а как Fug (лад); в войне (pōlemos) или распре (eris) бытие раскрывается как physis, logos и dikē[436].