Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

Однако, по Хайдеггеру, это истолкование техники в качестве истока философской и практической деятельности, которым открывается вопрос о бытии, исключено из афинской философии Платона – Аристотеля как упадок (Abfall) и падение (Absturz)[437] – [вот] начало онто-теологии. Согласно трактовке Бёма, Хайдеггер считает, что Платон и Аристотель противопоставили технику природе и, соответственно, лишили технику ее исходного значения, разработанного ионийскими философами (ошибка, исправление которой берет на себя Стиглер). Таким образом, по Хайдеггеру, если опасность модерна и кроется в развитии техники, то техника эта, по сути, отлична от technē древности. Технологическое развитие, сопровождаемое характерной для него рациональностью и движимое желанием господства, формирует гигантскую силу, пребывающую в процессе лишения мира всякой иной возможности и превращения его в громаду состоящего-в-наличии, есть adikia или Unfug (разлад)[438]. Техника есть судьба западной метафизики, и на деле это становится еще яснее, если вспомнить знаменитое утверждение Хайдеггера о том, что «кибернетика есть завершение или „конец“ метафизики»[439]. Вопрос здесь не в том, чтобы судить, справедлива эта критика или нет, а скорее в том, чтобы усмотреть в ней вклад в уход от технологического бессознательного модерна. В заключение своего эссе, говоря о необходимом размежевании между technē и dikē, Бём ставит два весьма интригующих вопроса:

Может ли философия не забывать о бытии и просто сосредоточить все свои усилия на достижении высочайшего совершенства своей техники? Или всё же есть та или иная вероятность, что мышление сможет освободиться от своей привязанности к техническому состоянию?[440]

Мы можем отождествить два вопроса Бёма с двумя формами мышления, которые сегодня противостоят модерну: одна стремится преодолеть проанализированный Хайдеггером тупик философии посредством новой концептуализации техники, как это имеет место у Стиглера; другая – отступить в «философию природы», будь то в изводе Уайтхеда или Симондона – подчинить technē природе, – то есть уступить сверхвластительному (Überwaltigend), или Гее. Во введении мы уже коснулись пределов второго подхода: китайские философы, такие как Моу Цзунсань, и синологи, такие как Джозеф Нидэм, уже обнаружили сходство уайтхедианской и китайской философий; но если мы признаем, что возвращение к уайтхедианскому концепту природы может помочь нам выйти из тупика модерна, то позволит ли возвращение к традиционной китайской философии открыть такой же путь к бегству? Может быть, следует задаться тем же самым вопросом в связи с индигенными онтологиями: способны ли они противостоять технологическому модерну? Наша задача здесь – показать, что этого недостаточно. В случае с Китаем единство Ци – Дао было полностью разрушено. Хотя можно возразить, что из-за труднопреодолимых политических факторов, включенных в игру, нельзя дать безусловный или отрицательный ответ на этот вопрос. Осуществленный нами в первой части философский анализ распада связи Ци – Дао и предложенный выше анализ соотношения геометрии, времени и техники в Китае в сравнении с Европой нацелены на то, чтобы показать, что этот вопрос является не только социально-политическим, но и в основе своей онтологическим. Кажется, те, кто предлагает вернуться к природе или одной лишь космологии, изящно умолчали о провалах проекта «преодоления модерна» в XX веке. Необходимо обратиться к этим неудачам. Как станет очевидно ниже, фанатичная попытка Киотской школы осуществить этот проект является примером того, чего сегодня надо избегать любой ценой, но их анализ вопроса о времени и историческом сознании остается важным для постановки вопроса о технике и мировой истории заново.

§ 23 Нигилизм и модерн

Как было указано выше, долгий процесс, известный в Европе как «модерн», не имел места в Китае или других азиатских странах. Там не возникло господства над миром как воли к власти[441], а в силу того, что технологическое бессознательное возымело столь незначительный эффект, оно никогда не рассматривалось как проблема, которую нужно решить. Как мы видели в Части 1, техника стала проблемой лишь после Опиумных войн. Но готов ли сегодняшний Китай обратиться к вопросу о технике и в достаточной мере осмыслить его с точки зрения своей культуры и собственных традиций? Поскольку даже сегодня, усвоив критику Хайдеггера и Стиглера, мы рискуем принять универсальную историю техники и космополитизм без всемирной истории.