Вопрос о технике в Китае. Эссе о космотехнике

«Бытие и время» Хайдеггера, и особенно его критика картезианской онтологии, а в более поздних работах попытка реконструировать историю бытия – задача, которую можно понять как дело завершения модерна путем постановки нового вопроса, возобновления, – возникает из осознания забвения бытия. Онтологическое различие есть открытие, так как оно переформулирует вопрос о бытии согласно двум разным порядкам величины, один из которых касается сущего (Seiendes), а другой – бытия (Sein). Забытый вопрос о бытии функционирует как бессознательное онтического исследования сущего, учрежденного историей науки и техники. Фрейд, в свою очередь, разработал теорию бессознательного и вытеснения, чтобы восстановить в памяти то, что глубоко скрыто, давно забыто и вытеснено сверх-я. Несмотря на то что Фрейд и Хайдеггер принадлежат к двум совершенно различным теориям и дисциплинам, их задачи определили два основных дискурса о модерне в XX веке и две попытки из модерна выйти. Как мы увидим, фрейдовская концепция бессознательного, вытеснения и проработки будет иметь важное значение для решения вопроса о технике в Китае. Действительно, Хайдеггер намекал на своего рода вытеснение, присущее антагонистическому отношению между техникой и вопросом о бытии: для него техника, завершение западной метафизики, закрыла исходный вопрос о бытии. Забвение бытия, по сути, и есть вопрос о технике. Таким образом, чтобы понять технику и то, что в связи с ней поставлено на карту для неевропейских культур, мы должны пойти по пути Хайдеггера и его концепции техники как завершения метафизики, но не уравнивая восточные и западные философские системы и тем самым не приписывая универсальный исток техники Прометею. Мы, скорее, должны воспользоваться возможностью присвоить ее, отсрочивая ее в качестве конца, и, в этой отсрочке, переприсвоить Gestell – то есть современную технику[421].

Этот вопрос становится прозрачным именно благодаря Бернару Стиглеру, а не Лиотару. Работа Стиглера возвещает о конце модерна[422]. Стиглер демонстрирует, что западная философия давно забыла вопрос о технике: если для Хайдеггера имеет место забвение бытия, то для Стиглера в равной степени существует забвение техники. Техника, как третичная ретенция, есть условие всех условий, а это означает, что даже Dasein, стремящийся восстановить подлинное время, должен для этого полагаться на третичную ретенцию, которая одновременно является [тем, что] уже-есть, и условием бытия-в-мире Dasein. Для Стиглера техника, несмотря на ее разрушительную природу в техническую эпоху, описанную Хайдеггером в «Вопросе о технике», становится, таким образом, более фундаментальной, чем забвение бытия: история бытия, как та размещена в истории западной метафизики, должна быть переписана согласно концепту техники как исходного проступка (а также провинности Эпиметея).

Поэтому можно спросить, не является ли, как было предложено выше, это забвение не нехваткой памяти, не hypomnesis, вызванным техническими объектами, а вопросом бессознательного содержания, которое медленно признается – лишь когда его влияние на жизнь ума становится значительным. В таком случае деконструкция хайдеггеровского и гуссерлевского концептов времени, осуществленная в трех томах «Техники и времени», может быть рассмотрена как психоанализ этого технологического бессознательного, а значит, как попытка освободить технику от ее вытеснения символом модерна – cogito.

§ 22 Память модерна