Читаем Вопрос о вещи. Опыты по аналитической антропологии полностью

В работах Д.Т. Судзуки и других исследователей, которые пытаются передать смысл учения дзэн западному читателю, часто используются размышления Клейста о театре марионеток. Как будто их объединяет нечто общее, знакомое и тем, и другим: идея абсолютного искусства (или мастерства): «Иногда, когда я наблюдаю, как актёр-марионеточник полностью сосредоточивается на своём выступлении, я чувствую, что его сознание достигает того же уровня, что и у фехтовальщика. Тогда он не осознаёт различий между собой и куклой, которой он манипулирует. Когда мастер вступает в состояние пустотности, игра на самом деле становится искусством. Некоторые, возможно, найдут различия между кукольником и фехтовальщиком, поскольку последний сталкивается с живым человеком, который в любой момент готов уничтожить его. Но я думаю иначе: как только оба они реализовали состояние идентичности, то должны действовать похожим образом, независимо от своих целей. Когда идентичность реализована, я как фехтовальщик уже не вижу противника, противостоящего мне и угрожающего мне. Кажется, что я трансформирую себя в противника, и каждое движение, которое он делает, как и каждая мысль, которую он вынашивает, становятся как бы моими собственными, и я интуитивно, или, скорее, бессознательно, знаю, когда и как ударить его. Всё кажется таким естественным»110.

И всё, о чём нам рассказывает учение дзэн (и что бы это ни было – фехтование на мечах (искусство владение мечом), стрельба из лука, чайная церемония, письмо тушью или тактики древнеяпонских боевых искусств или искусство войны) – повсюду необходимо достигнуть такого состояния «не-деяния», которое позволяет освободиться от психологизированных телесных состояний. Другими словами, от пагубной привычки: сначала знать, потом действовать. Такая последовательность неприемлема для мастера дзэн. Что поражает в описаниях Судзуки и других великих мыслителей/художников японской древности – так это искусство погружения, растворения, исчезновения в том, что находится перед тобой в качестве природного единства. И только глубочайший по самопогружению акт мимесиса/переживания позволяет увидеть вещь всплывающей, появляющейся из ничто, из той знаменитой буддийской пустоты, что дарует нам свободу в «не-деянии». Если ты хочешь нарисовать бамбук, то нужно ждать, пока не научишься слышать, как он растёт, пока не сможешь стать им, – только тогда он будет открыт твоему разуму, и ты сможешь нарисовать его так, как он есть. Можно ли сказать, что цель дзэн в этом искусстве меча или кисти преодолеть руку, её техническую оснащённость, остающуюся ложной по своей природе, если она не подкреплена иным состоянием духа, который воспринимает мир целостно, а не благодаря исключительной виртуозности руки.

55. Гленн Гульд – виртуоз?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Критика чистого разума
Критика чистого разума

Есть мыслители, влияние которых не ограничивается их эпохой, а простирается на всю историю человечества, поскольку в своих построениях они выразили некоторые базовые принципы человеческого существования, раскрыли основополагающие формы отношения человека к окружающему миру. Можно долго спорить о том, кого следует включить в список самых значимых философов, но по поводу двух имен такой спор невозможен: два первых места в этом ряду, безусловно, должны быть отданы Платону – и Иммануилу Канту.В развитой с 1770 «критической философии» («Критика чистого разума», 1781; «Критика практического разума», 1788; «Критика способности суждения», 1790) Иммануил Кант выступил против догматизма умозрительной метафизики и скептицизма с дуалистическим учением о непознаваемых «вещах в себе» (объективном источнике ощущений) и познаваемых явлениях, образующих сферу бесконечного возможного опыта. Условие познания – общезначимые априорные формы, упорядочивающие хаос ощущений. Идеи Бога, свободы, бессмертия, недоказуемые теоретически, являются, однако, постулатами «практического разума», необходимой предпосылкой нравственности.

Иммануил Кант

Философия