Вопрос о вещи. Опыты по аналитической антропологии

В «Центральном парке» Беньямина есть образ калейдоскопа: увлечённый игрой ребёнок разрушает одно, собирая из остатков разрушенного другое – ничто не может составить конкуренцию этому образу перманентной катастрофы¹²⁸. Индивидуальное воспоминание разрушительно, оно ориентируется не на сбережения того, что собрано, а на его индивидуальное присвоение. В воспоминании мы обречены на фрагментарность и частичность, поскольку не управляем им. Всё, что вспоминается, даже при относительно устойчивом контроле подвержено случайным сбоям и искажениям. Событие прошлого прячется внутри вещи, иногда это внутреннее выступает наружу и создаёт вокруг вещи нечто в виде ауры или свечения. Индивидуальной памяти (коллекционной) всегда не хватает коллективной; так истинному коллекционеру всегда не хватает последней вещи, чтобы завершить коллекцию¹²⁹. Коллекция, наподобие чаши Грааля, магического знака Сатаны, или всеобщей Матрицы, вписана в структуру мира, т. е. принадлежит коллективной памяти. Коллекционер-безумец готов идти на многое, чтобы обрести «последнюю» вещь, завершить коллекционное целое, стать судьбой всех вещей. Нет коллекционера, который собрал бы полную коллекцию редких марок, предметов утвари, мебели или чего-то ещё (некой эпохи, серии, единой номенклатуры и пр.), всегда не хватает чего-то. В этой «нехватке» – суть собирательства; вот что позволяет преодолевать материальные аспекты коллективной памяти и создавать миражи индивидуальной.

60. О редкости и возвышенном вкусе. Коллекция-1

Герой романа Ж.-К. Гюисманса «Наоборот» по имени дез Эссент – не просто коллекционер (как все), он собиратель всего редкого и редчайшего (сортов вин, книг, цветов и растений, драгоценностей и т. п.). Из этого особого сверхценного материала он и строит башню из слоновой кости, в которую бежит от невыносимой скуки повседневности и плебейской глупости толпы. Герою не хватает вещей, соответствующих его утончённому вкусовому впечатлению, некоего идеала чувственного равновесия, которое позволит наслаждаться жизнью так, как он хочет. Возможно, он болен, и серьёзно. Здесь движение идёт к активной перестройке самой ближайшей среды. Дом становится местом для самых радикальных экспериментов. Например, запах из неизвестного источника вдруг начинает преследовать его, запах чужой, отвратительный, разрушающий. Всё это похоже на галлюцинацию. Как победить этот запах, что ему можно противопоставить? Вот и повод для коллекции «любимых» запахов, их тщательной подгонки друг к другу: «…чтобы ни предпринималось дез Эссентом, всё равно ничто не могло изгнать из комнаты назойливого присутствия XVIII века. У него перед глазами стояли платья с оборками и фижмами. На стенах проступали силуэты “Венер” Буше, пухлых и бесформенных, словно набитых розовой ватой. Вспоминались также роман Фемидора и неутешная печаль прелестной Розетты. Дез Эссент вне себя вскочил на ноги. Чтобы покончить с этим наваждением, он глубоко, как только мог, вдохнул аромат нарда, который столь любят азиаты, но за явное сходство с запахом валерьяны недолюбливают европейцы. Сила запаха, напоминавшая удар кувалды по тонкой филиграни, оглушила его. От назойливого визитёра не осталось и следа»¹³⁰. И в других случаях, нарушая все конвенции общепринятого вкуса, герой создаёт правила, свой замкнутый чувственный мир. Единство личности достижимо, но только изменением внешней среды. И вот она меняется на основании новых форм чувственности, которые дез Эссент ей навязывает. Цвет, свет, запах, обоняние, вкусовые особенности – всё в данный момент образует фронт чувственного, где может доминировать что-то одно, например запах или вкус. «Да, я организую вокруг себя внешнее, но ради моего внутреннего». Эта «организация» зависит от выбора из многого, т. е. от собирательства по определённому плану. Необходимо создать вокруг себя искусственную среду, «вторую Природу», и тем самым обезопасить себя от неожиданных вторжений «первой».