Вопросоответы к Фалассию

²⁵ Выражение «четыре главных (или родовых) добродетели» (η τετρας τών γενικών αρετών) достаточно часто встречается в предшествующей преп. Максиму святоотеческой письменности. Св. Василий Великий называет их: целомудрие (σωφροσύνη), мужество (ανδρεία), справедливость (δικαιοσύνη) и благоразумие или мудрость (φρόνησις) (см.: Свт. Василий Великий. Письмо 2, 2 // Saint Basile. Lettres. Т. 1. Р. 8). Об этой же четверице основных добродетелей говорит и Евагрий Понтийский, ссылаясь на свт. Григория Богослова: «Праведный Григорий нас научил, что и для самого созерцания также [необходимы] четыре добродетели: благоразумие и мужество, целомудрие и справедливость. Делом благоразумия, говорил он, является созерцание умных и святых Сил независимо от их смыслов (логосов), ибо эти смыслы, как передано [нам], обнаруживаются лишь благодаря мудрости. Делом мужества является твердость в истинах [христианского вероучения], даже когда воюют [против них еретики], и не-вхождение в [область] не-сущих [вещей]. Свойством целомудрия является приятие [добрых] семян от первого Земледельца и отвержение плевел, [посеянных врагом] (см.: Мф. 13:25). Делом же справедливости является изложение учений соответственно достоинству каждого [слушателя]: одни учения следует излагать туманно, другие обозначать посредством иносказаний, а третьи – объяснять для пользы людей простых» (Евагрий Понтийский. Умозритель, 44 // Творения аввы Евагрия. М., 1994. С. 118). Первым христианским автором, у которого отчетливо прослеживается схема этих четырех добродетелей, был, вероятно, Климент Александрийский, воспринявший в свое этическое учение многое из традиций античных философских школ (платонизма, перипатетизма и стоицизма), творчески синтезировав их и преобразовав в свете истин Евангельского вероучения (см.: Lilla S. R. G. Clement of Alexandria. А Study in Christian Platonism and Gnosticism. Oxford, 1971. Р 72–84). Сам преп. Максим по поводу тех же добродетелей замечает: «Образ перстного суть главные пороки: глупость, трусость, распущенность и несправедливость. А образ Небесного суть главные добродетели: мудрость, мужество, целомудрие и справедливость. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ Небесного (1 Кор. 15:49)» (Преп. Максим Исповедник. Главы о любви II, 73 // Преподобный Максим Исповедник. Главы о любви. С. 74).

²⁶ Глагол άποκαθίσταται предполагает ту концепцию православного апокатастасиса, о котором речь шла выше (см. примеч. 5 к Вопросоответу 35). Для преп. Максима, в отличие от еретического оригенизма, всеобщий успех Домостроительства спасения не означает спасения всех, но лишь тех, кто своим содействием Божией благодати в этом спасении стяжает Божественный удел (см.: Brian Е. D. Apokatastasis and “Honorable Silence” in the Eschatology of Maximus the Confessor // Maximus Confessor. Actes du Symposium. Р. 309–339).

²⁷Схолия 12: «Как десять тысяч суть конец приведенной в движение единицы, а единица есть начало не приведенного в движение десятка тысяч, ибо ясно, что началом всякого конца является неподвижность, соответствующая ему, а концом всякого начала является завершение всякого движения, соответствующего ему, – так и вера, будучи естественным началом добродетелей, имеет своей целью достигаемое посредством них завершение блага (άγαθου την συμπληρωσιν). И благо по природе, как цель добродетелей, имея началом веру, внутренне (ένδιαθέτως) сосредотачивается в ней, поскольку вера есть внутреннее благо, а благо – осуществившаяся (ένεργηθείσα) вера. Ведь Бог по естеству есть Верный (πιστος) и Благой; Он – Верный как Первое Благо, а Благой как предельный предмет желания (Wq έσχατον ορεκτόν). И сущие являются тождественными друг другу; они совершенно ничем не отличаются один от другого, кроме мысленного различия, поскольку начало своего движения они берут в Боге и в Нем завершают это движение. Поэтому [число] десять тысяч, будучи образом предельного предмета желания, объемлет собой совершенное устремление [сущностей], направляющих к нему свое движение. А единица, будучи символом Первого Блага, имеет своим следствием совершенное движение [сущностей], от нее берущее свое начало. Вследствие этого четыре десятка тысяч суть действительно являемое совершенное благо, которое проявляется соразмерно каждой главной добродетели».