Когда я очнулся, солнце уже встало, день потеплел. Я лежал на песчаном берегу Арактуса ногами в воде. Река осторожно приподнимала и покачивала их, но вроде бы не собиралась затягивать меня обратно. Она тихо струилась меж берегов, словно хотела помириться. Простила меня за похищение Дара Гамиатеса? Такая мысль посетила меня, едва я приоткрыл глаза. Но через мгновение возникли более осмысленные вопросы. Может быть, накануне ночью я в последний миг застрял в лабиринте и остался под водой, а все остальное – обсидиановая дверь, боги, Гефестия, Дар Гамиатеса – мне просто привиделось?
Мои похождения напоминали весьма складный вымысел, как-то связанный со сновидениями прошлой недели. Интересно, неужели я сам придумал, какова на ощупь материя Океанусовых одежд – сначала прохладная, как атлас, потом бархатисто-теплая? При этом воспоминании я невольно потер пальцами и, опустив глаза, понял, что в руках что-то есть. После целой ночи, проведенной в реке, на ладони до сих пор лежал тусклый серо-белый крапчатый камень – Дар Гамиатеса.
Я накрыл его другой ладонью, зажмурил глаза и вознес благодарность Гефестии, Эвгенидесу, Океанусу, Мойре, Арактусу, всем богам и богиням, каких вспомнил. Потом вытащил ноги из реки, отполз повыше, на сухой песок, и лег поспать еще немного. Там меня и нашли волшебник, Поль и Софос. Они увидели, как каменная дверь скрылась под прозрачной водой, и пошли вниз по течению искать мое утонувшее тело, чтобы достойно похоронить и уйти восвояси. Проснувшись, я увидел их вокруг.
– Гм, – приветствовал меня волшебник. – Ну хоть одна хорошая новость. – Я сел, и он склонился ко мне. – Я рад, что ты не утонул, Ген, это снимает тяжкий груз с моей совести. – Он неловко потрепал меня по плечу. – Мы все живы, ты тоже жив, так что наша экспедиция, в отличие от всех предыдущих, хотя бы не закончилась катастрофой. Ну а если мы не добыли Дар Гамиатеса… Может, его уже нашли до нас, а может, его там никогда и не было.
Я хотел помедлить, помучить его немного, но в голосе волшебника звучало столько грусти, что я, сам того не желая, разжал кулак и показал Дар Гамиатеса.
У него подкосились колени, он плюхнулся рядом со мной, разинув рот. Я самодовольно улыбнулся. И тут – полная неожиданность – он обнял меня за плечи и прижал к себе, как родного сына или еще какого-то близкого родственника.
– Ген, ты чудо. Я вырежу твое имя на стеле перед базиликой.
Я громко рассмеялся.
– Где он был?
Я рассказал ему о двери, о лестнице в тронный зал, но вдруг запнулся. О встрече с богами я умолчал. Казалось неуместным говорить о них при свете дня, с людьми, которые в них не верят и могут посмеяться. Если волшебник что-то и заметил, то промолчал.
– Река обрушилась, как ты и предсказывал, – сообщил он. – И залила то место, где был наш лагерь на нижнем берегу. Так что мы тебе обязаны не только вот этим, – он кивком указал на камень, – но и жизнью.
– А это правда он? – спросил Софос. – Откуда вы знаете?
Волшебник перевернул камень и показал четыре вырезанных символа – древнее имя Гефестии.
– Но на вид это просто серый булыжник, – не отставал Софос.
– У тебя есть сомнения? – спросил я.
– Нет, – признал Софос. – Просто сам не понимаю, откуда у меня такая уверенность.
– В той легенде, которую я рассказывал ночью, – сказал я Софосу, – когда Гефестия вручала Гамиатесу награду, она должна была взять обычный речной камень и окунуть его в воды бессмертия.
– Значит, все-таки булыжник?
– Не совсем, – возразил волшебник. – Внимательно посмотри на солнце.
Он вернул мне камень. Я взвесил его на ладони. Круглый, овальный, как раз подходит, на мой взгляд, чтобы вставить его в пращу. Но, присмотревшись к вырезанным буквам, я заметил на их нижних гранях голубые солнечные блики.
– Это сапфир, – сказал я. – Хотя бы отчасти.
Я заглянул в отверстие, просверленное в камне сверху донизу, потом перевернул и, всмотревшись туда, где вода выгладила поверхность, разглядел голубые искорки скрытого внутри самоцвета.
– В свитках верховных жрецов Эддиса есть подробное описание, – сказал волшебник. – Когда кто-нибудь приносит камень, верховный жрец сравнивает его с этим описанием. Но прочитать его не может никто, кроме жреца, поэтому никому не удавалось сделать приемлемую копию. Наверное, потому что человека столь богатого и могущественного, как верховный жрец Эддиса, трудно подкупить.
– Или он уже подкуплен и не хочет делиться своей властью, – добавил я.
– Но вам известно это описание? – спросил Софос у волшебника.
– Да.
– Откуда? – спросил я.
– Мой предшественник посетил верховного жреца, когда был посланником в Эддисе. Он угостил жреца бутылкой вина, смешанного со снотворным, и, когда тот уснул, покопался в его библиотеке. В то время он не думал, что описание камня имеет какую-то ценность, но после его исчезновения я отыскал эту заметку в его дневниках.
Опоить верховного жреца? От этой мысли я содрогнулся. За такие преступления людей до сих пор сбрасывают с горы.