Вор

Лето здесь не заканчивалось, погода лишь иногда капризничала, посылая дожди и сильный ветер, которые сменялись жарой с нашествием морской саранчи. Но большую часть года люди наслаждались морем и солнцем. Благоухающие сады и тенистые рощи не знали снега и морозов.

Дора сидела на веранде. Широкополая шляпа касалась обгоревших плеч. За столько лет в Илассете Дора успела забыть, как безжалостно солнце. В детстве она могла днями носиться по пляжу и щеголять ровным, красивым загаром цвета шоколада с молоком, а теперь приходилось носить просторные белые платья с юбкой в пол и прятаться от света. А ещё прятаться от надоедливых насекомых, от соседей, ухажёров и в особенности от Рары.

Впрочем, не было такого места на острове, о котором не знала старая карга.

– Вот ты где!

Дора закатила глаза и обернулась, даже не попытавшись натянуть улыбку. Рара не оставляла в покое. Мать окружала её заботой и любовью, щедро приправив их язвительностью и сарказмом. Рара не давала раскиснуть или скучать, а порой как следует загружала работой, ссылаясь на то, что у служанки снова (пятый раз за месяц!) был болен ребёнок. Дора работала в саду до полного изнеможения, после чего засыпала быстро и без сновидений. Рара не подпускала Дору к готовке, поэтому та при малейшей возможности рвалась на кухню и стряпала. Поставит пирог – и убежит, будто ни при чём.

Стоило остаться в одиночестве и увязнуть в воспоминаниях, Рара вырастала словно из-под земли и утаскивала Дору то на пляж, то на рынок, то ещё куда. Единственное место, где мать не тревожила, была детская комната Доры. Там она могла выплакаться, если накатывала грусть, и тогда Рара либо тихо прикрывала дверь, либо присаживалась на краешек кровати и молча обнимала за плечи. Наверняка она не стала бы беспокоить Дору ещё и в храме, но та обходила священное место стороной. Она даже спала в гостевой комнате, потому что окна спальни выходили на острый шпиль дома Двуликой.

Рара задумчиво окинула взглядом открывавшийся с веранды вид на сад, будто забыла, зачем пришла, помахала в лицо веером, одёрнула платье с вышитыми ярко-красными цветами и упёрла руки в бока.

– Ты что-то хотела? – спросила Дора, когда пауза затянулась.

– А? Нет, просто так потащилась в гору, дай, думаю, проверю, скрипят ли колени?

– Ну и как? Скрипят?

– Трещат, не то слово, будто камни под лошадиным копытом. Уф, жарко сегодня, – Рара снова помахала веером.

Дора заметила, что мать что-то прячет во второй руке.

– Мама, не тяни. Говори, что там у тебя?

– Где? А, вот это? Да письмо пришло. – Рара с интересом посмотрела на бумажку, словно в первый раз увидела, и снова смяла её в кулаке, прижав его к талии.

– От очередного воздыхателя? – фыркнула Дора, отвернувшись. Шляпа задела плечо, заставив поморщиться.

Хозяйка имения в столице третьей ветви Ародана вызывала немалый интерес среди мужчин даже несмотря на то, что была замужем. На Расколотом континенте иметь двух мужей считалось нормой. Некоторых претендентов вдвое младше Доры – юных бездельников, ищущих наживы, – Рара гоняла палкой.

– Я не читала! Откуда мне знать, от кого оно? – возмутилась Рара. Но Дора слишком хорошо знала мать, чтобы поверить в это. Видимо, поэтому та добавила: – Оно же на ветвийском. Такая наглость!

У Доры кольнуло сердце. Матар написал ей письмо?

– Ветвийцы считают, что Ародан принадлежит только им, – продолжала Рара. – Иногда мне кажется, что существование Расколотого континента их раздражает.

– Мама! – перебила Дора. – Если это письмо для меня, то отдай, будь добра!

– А я вот думаю: надо ли? – пробормотала Рара, наигранно скривив губы. – Что бы там ни было, ты расстроишься. Плохие новости – плохо, хорошие – тоже плохо.

– С каких пор хорошие новости – это плохо?

– Ну, это будет означать, что ты зря уехала, была неправа и сдалась, а я только перестала беспокоиться, что ты утопишься.

– Мама! Дай сюда!

Дора встала с кресла и попыталась выдернуть письмо, но Рара ловко увернулась. Она постояла у крыльца, понаблюдав за движениями Доры, и быстро спустилась.

– Вылавливай тебя потом. А плохие новости – так это что, совсем с тебя глаз не спускать? Может, лучше сжечь это письмо, будто его и не было, и жить как раньше да-альше!

Дора побежала за матерью по тропинке. Рара подобрала юбку и пустилась наутёк.

«Колени у неё хрустят, как же! Скачет, как коза горная!»

Мать ещё и говорить на бегу умудрялась:

– Ведь тут так хорошо, правда? Тепло, делать ничего не надо! Мечта, а не остров! Сказка! Сон! Счастливое забвение!

– Да стой ты! Мама, у тебя же сердце! Остановись, я не буду за тобой бегать! – Дора чуть не споткнулась. Они пробежали через весь сад и засеменили по каменистому склону, ведущему на пляж.

– Конечно, сердце! Большое материнское сердце! У тебя, напомню, тоже такое было, только ты его, кажется, потеряла! Или забыла, как им пользоваться!

– Рара! Что ты несёшь?! Стой! – рассердилась Дора.

На пляже мать стала уставать – ноги увязли в песке. Дора сделала рывок и схватила Рару за запястье.

– Отдай! Дай сюда!

Рара вытягивала руку с письмом подальше от себя, а второй удерживала Дору на расстоянии.