Вор

– Где носит эту Микаэлу? – Послушница выглянула в коридор. – Вот поганка! Я за неё здесь торчать не собираюсь!

Лика не успела и слова сказать, как Софур закрыла за собой дверь. Замок дважды провернулся, послышались удаляющиеся шаги послушницы.

Лика осталась одна.

В тишине время текло медленно. Догорела одна свеча, вторая. Пока Софур найдёт Микаэлу, пока приведёт. Поначалу Лика даже обрадовалась, что выпал шанс побыть наедине со своими мыслями, но постепенно тревога нарастала. Если с Микаэлой что-то случилось, то почему вместо неё не прислали другую послушницу?

Или это у Лики ещё какие-то неприятности, о которых ей попросту не сообщили?

Она откинула покрывало и прислонилась ухом к двери. По ту сторону свистел сквозняк и призраком летало отдалённое эхо чьих-то голосов.

– Эй? – робко и тихо позвала Лика. Ответа не поступило, и девочка крикнула погромче: – Эй! Там есть кто-нибудь?

Про неё забыли? Да не могло такого быть, разве забыли бы про бесценную, укравшую дар принца?

Или могли? Или заперли нарочно?

Тревога моментально разбухла до паники, в которой Лика утонула с головой. Стало душно, не хватало воздуха. Тревожные мысли затопили разум.

«Много ли в келье осталось воды? А еды? Свечей всего пять! А если не придёт и Балла? Если никто не придёт?!»

Лика сжала кулаки. В горле поднимался крик, ещё чуть-чуть, и она начала бы в истерике колотить по стенам и звать на помощь, как ребёнок, которого в наказание заперли в чулане. Но этого не произошло. Ведь на неё смотрела Двуликая. Ведь мама говорила, что вести себя нужно достойно, даже когда никого рядом нет. Лика глубоко вдохнула, выдохнула, выпила воды и вернулась к книге.

Последнюю страницу Лика дочитала, когда пробил колокол, позвав прихожан на вечернюю молитву. До заката, а следовательно, и до прихода Баллы оставалось три часа. Если, конечно, она собиралась прийти.

Медленно тающие свечи отмеряли оставшееся Лике время. До суда, до наказания, до смерти? До того как она увидит родителей? Или хотя бы выйдет на солнечный свет? С такими мыслями Лика себе места не находила. Она листала книгу, перечитывала куски, которые были малопонятны, искала намёки на суд или что-то, что могло бы помочь.

Но Софур оказалась права. В конце концов Лика поняла, что большая часть текста – лишь представления отца Малькома о Слове. Если там и были цитаты, то в основном они касались даров богини и шкатулок. Хранитель перескакивал с одного на другое, иногда пропуская целые логические цепочки, до которых Лике приходилось додумываться самой. Как мог наречённый в здравом уме так писать? Это же Слово Двуликой! Единственная, быть может, надежда на оправдание, а какой-то хранитель не посчитал нужным переписать всё как есть!

Лика с раздражением перелистнула очередную страницу – и та вдруг оторвалась. Лика ойкнула и бестолково попыталась вставить лист обратно.

– Что ж такое, мамочки, нет, нет, нет, ну нет, ну пожалуйста!

За это ей тоже придётся отвечать на суде?

Лика всхлипнула и откинулась на подушку. В одной руке лежала книга, в другой – лист. Когда Балла увидит, то будет вне себя от ярости.

Лика приставила страницу к тому месту, где та оторвалась, и замерла.

Срез был ровным. Обычно если надорвать бумагу, то она словно пушилась, на месте отрыва торчали ворсинки, а тут – нет. Будто…

Лика поднесла книгу к свече и разглядела на следующем листе тонкую полоску, тянущуюся вдоль страницы. Девочка перелистнула дальше, нашла место, где текст казался неполным, и увидела такую же полоску, только более глубокую. Без раздумий Лика потянула за страницу. Она легко поддалась, оторвавшись по срезу. Лика отложила бесполезную книгу. От потрясения закружилась голова.

Они вырезали страницы. Почти половину, если судить по следам. В некоторых местах даже нашлись ошмётки бумаги, которые, видимо из-за спешки, не удосужились выдернуть как следует. Тот, кто это сделал, выбрал самую толстую копию Слова, чтобы даже после сокращения она казалась объёмной, и подсунули Лике. А она, как дурочка, убила на чтение столько времени!

Книгу ей дала Балла. Могла ли старушка не знать о вырезанных страницах?

Софур узнала текст, значит, должна была заметить, что книга слишком тонкая.

И Микаэла. Она задавала много вопросов, сама же почти ничего не рассказывала, а теперь с ней и вовсе что-то случилось.

Лика вспомнила всё, что говорила послушницам, и едва не взвыла, поразившись своей неосмотрительности.

«Богиня послала тебе глупую дочь, мама. Бестолковую и наивную. Что же теперь делать? Как там писал Мальком? Молиться светлому лику, задабривать тёмный? Говорить только правду и ничего кроме правды? Или, как тот хитрый вор из сказки, пообещать крысе шкатулку в обмен на отмычку?»

Бесценная вздрогнула. Ещё отец Мальком писал, что шкатулки чаще всего открываются в миг отчаяния.